ДАВИД СИЛОЙ БЕРЕТ У ЖЕНЫ ГОРЛАНА-ОВАИА
ОХОТНИЧИЙ ЛУК И СТРЕЛЫ МГЕРА
С тех пор как дэвов Давид перебил,
Любимцем дома стал.
Давид себе сокола достал,
В поля уходил, охотился там,
Бил он там воробьев, перепелок он бил.
Старуха в Сасуне жила,
С той старухой когда-то любился Мгер.
Засеяла ниву просом она,
Воробьев, перепелок та нива полна.
Вот раз пришла она, глядит:
Там, с соколом, верхом Давид,
Он воробьев на ниве бьет,
Перепелов на ниве бьет.
– Давид,– говорит,– чтоб тебе умереть,
– Мне плакать над тобой,
Ты что творишь?
На просе моем перепелок ты бьешь?
Много ль мяса в моих воробьях?
Воробьями старухина проса ты будешь ли сыт?
Ты бы в горы шел, там бараны есть,
В диких баранов стреляй, ты их убивай.–
Давид ей: – Бабка, ну, а если в горы я пойду,
Чем диких коз мне бить? –
Она ему: – Возьми отцовский лук и стрелы.
Скажи, пусть дадут тебе стрелы и лук отца,
Возьми, на охоту ступай.
– А кто хранит,– спросил Давид,–
Отцовский лук и стрелы?
– Спроси ты Ована жену! –
Пришел к жене дяди, Сариэ, спросил:
– Где, тетя, стрелы и лук отца моего, скажи? –
– Она в ответ: – Давид, свет глаз моих, не знаю.
На плечах Мгера я видела их,
А где они теперь, не знаю я.
Повыждал Давид – как быть ему?
На старухину ниву пришел опять.
– Нанэ,– он молвил,– тетка мне
– Не говорит, где стрелы и лук отца.–
Она ему: – Безумный Давид, Заика-Давид,
Пойди изводом у тетки возьми,
Заставь ее силой дать стрелы и лук.
– А как изводом взять? –
Она ему: – Раздроби ты камень, накали в огне,
Скажи ей: «Тетя, крупу эту съешь
Иль отдай мне стрелы и лук отца!» –
Пришел Давид, сказал: – Сариэ, проголодался я.–
Сариэ ему: – Хлеба нет.–
Давид у тондыра присел,
Камень крошит, ворчит.
Жалость жену Ована взяла.
– Давид,– говорит,– сходи-ка скорей
– Принеси кизяку, я огонь разведу,
Осталось тесто, испеку, поешь. –
Идет Давид кизяку принести, глядит:
Висит на стене дуга не дуга,
Висит деревянный прут.
Он прут берет, домой несет.
– Тетушка,– молвит он,–
Скажи, что за штука вот этот прут?–
Она ему: – Откуда мне знать, у дяди спроси,–
Рассердился Давид, молвил:
– Отвечай, говорю, это что за прут?–
Сариэ ему: – Надоел ты мне!
Коль накинешь веревку на чахмах–
Тогда скажу, а нет – не скажу.–
Давид чуть тронул прут рукой,
Надел веревку на чахмах.
Жена Ована диву далась, говорит:
– Мгер, бывало, провозится час
– С чахмахом и веревкой той,
А он чуть тронул прут рукой –
Веревку на чахмах надел.–
Сказала Сариэ:–
Не знаю, что за прут, отстань.–
Тут за руку Давид ее схватил
И к каменной крупе ее подвел.
Та крупа накалилась в огне.
Он держит за руку Сариэ и тянет к очагу,
Берет он горсть раскаленной крупы,
Всыпает в ладонь Сариэ,
Сжимает ей пальцы в кулак.
А Сариэ: – Ой-ой, жжет, ой, жжет!– кричит.–
Давид, ой, милый, дорогой, пусти, скажу!
– Ну, ладно, тетя, высыпай.–
Разжала пальцы, говорит: – Не знаю, не скажу!
– Смотри, опять насыплю, отвечай!–
Тут молвила Сариэ: – Давид,
Это лук и стрелы отца твоего,
С ними ходил на охоту Мгер.–
Давид того и ждал,– уж и рад он был!
Лук и стрелы забрал, принес,
Отчистил, ржавчину с них соскоблил,
Лук и стрелы привесил к плечу.
Стад Давид каждый день на охоту в горы ходить.
ДАВИД НЕ ПОДДАЕТСЯ ОБОЛЬЩЕНИЯМ ЖЕНЫ ОВАНА
Вот месяц прошел, другой.
Случилось так, что Сариэ, Овановой жене
(Давид красив лицом и статен был),
Полюбился Давид. Говорит:
– Приходи ко мне ночью, Давид.–
Давид ей: – Тетя, бог с тобой,
Ты мне мать, а я тебе – сын.–
Подумала Сариэ: «Дай стану голову мыть,
Пускай Давид придет мне воду лить.
Как увидит он тело мое,
Войдет в его сердце грех –
И он придет ко мне».
Пошла она, воды набрала.
Позвала Давида, чтоб воду лил.
А тот глаза закрыл,
Чтоб на тело Сариэ не глядеть.
Чтоб не вошел в его сердце грех.
Так он воду ей подавал.
Помыла голову Сариэ,
На Давида глаза подняла,
Видит, крепко зажмурился он.
Тут с плачем себя она в голову бьет,
Царапает в кровь лицо,
Волосы треплет свои,
У окна садится и ждет,
Когда Ован, ее муж, придет.
Сказал Ован: – Эй, жена, что с тобой стряслось?–
Жена в ответ: – Сам должен знать!
Я думала, сына ты мне привел,
Не знала я, что взамен себя
Ты мне мужа привел.–
Ован-Горлан сказал:
– Эй, жена, тут нечисто, лжешь ты мне.–
Она в ответ: – Я не лгу тебе,
Занес на меня он руку,
Да я не далась ему.
– Коли так, мы на ночь двери запрем.–
Дверь запер на ночь Ован,
Давида в дом не пустил.
– Эх, дядя,– сказал Давид,–
Я мог бы ногой твою дверь своротить,
Провалились бы в землю и дверь твоя и ты.
Но как же мне, дядя, помочь тебе,
Коль ты блудницей обманут?
Ушел Давид, у старухи в дому ночевал,
Утром встал, на охоту пошел.
Вдруг видит – стая воронья
Над старухиным просом кружит,
Поклевать его хочет.
Подумал: «Как мне быть?
Пусть я разом двадцать убью–
Другие улетят.
Нет, расправлюсь с ними умней!»
Он руку протянул, тополь с корнем рванул,
Рванул он, деревом махнул –
Да так, что просо с вороньем
Все вместе сбил, в одну кучу смешал.
СТАРУХА ГОВОРИТ ДАВИДУ О СУЩЕСТВОВАНИИ
ЦОВАСАРА
Пришла старуха, глядь – ни колоска на ниве нет.
Кричит: – Давид, ой, чтоб тебя лютая смерть взяла,
Ты что ж это сделал с просом моим?–
Давид ей: – Не дал я зато
Воронью твое просо клевать.
– Эх ты, смерть тебя забери!
Эх, ну что тебе просо несчастной старухи далось?
Спали тебя бог!
Ведь Мгеров ты сын,–
Мгера-льва упокой господь,–
Вот кто истинный был отец бедняков.
А ты что творишь?
Только горсточкой проса я и жила,
Я, да дочка моя, да просо мое,–
Ты жизнь мою вздумал сгубить?
Коль мужчина и сын ты отца твоего,
Зачем не идешь в Цовасар?
Ступай, коль ты удалец, владенье отца верни.
На горе Цовасара охотился Мгер.
Мсырский Мелик на нас напал,
Отцову гору он отнял.
А та гора окружена стеной,
Зверей там не счесть, серны, лани там есть,
Огородили их стеной,
Не могут оттуда уйти.
Почему не взберешься туда?
Ты что, лишь со мной удалец?
– Ну, бабушка,– молвил Давид,–
Пошли тебе долгую жизнь господь!
Да где ж он, растолкуй ты мне,
Где Цовасар, – я не знаю.–
А старуха: – Ступай, Давид, дядю упроси,
Он тебя на отцову охотничью гору сведет.–
Пришел Давид, сказал: – Ну, дядя Ован,
Скажи, где Цовасар,
На отцову охотничью гору сведи.–
Сказал Ован: – Сынок, обманули тебя,
Охотничьей горы той больше нет,
Обманули тебя, солгали тебе.
– Нет, дядя, есть, она есть.
И я туда пойду! Не лги!–
Ован ему: – Отсохни язык, рассказавший тебе!
Знай, лао, лишь умер твой отец,
Мсра-Мелик ту гору забрал,
Мы не смели ходить туда.–
Сказал Давид: – Ты, дядя, только сведи.
Коль придут– меня убьют, не тебя.–
Тот в ответ: – Сынок, лучше завтра пойдем. –
Разгневался Давид, сказал:
– Вот что, дядя Ован,
Коль поведешь в Цовасар – веди,
А нет– хлеб и вино, господь всеблагой!
Дам тебе оплеуху и шею сверну!–
Услышал Ован, струхнул.
Видит он – совсем взбесился Давид.
– Лао,– говорит,– не сердись,
Идем, сведу, покажу.
К Кери-Торосику идет Ован,
К горожанам идет, говорит:
– Не знаю, кто Давиду сболтнул,
Сейчас припер меня к стене:
«Идем в Цовасар», говорит.–
А горожане ему:
– Ован, коль вправду поведешь,
Пойдем и мы посмотреть.
Там, верно, медведи подросли,
Там, верно, волки есть,
Баранов диких, верно, там не счесть.
Пойдем посмотрим, как Давид баранов будет бить.
Тут встал Давид, он сел на коня,
К охотничьей горе отцовской держит путь.
Народ собрался вместе с ним,
Ован-Горлан и толпа горожан –
Все с Давидом пошли.
Все пошли, пришли в Цовасар –
И что ж видят они?
Высокой стеной окружен Цовасар,
И нет в стене ворот.
Отец Давидов, Мгер,
То горное место стеной обвел.
А как умер Мгер –
И волк и медведь,
Джейран и баран,– числа им нет,–
В Цовасаре остались жить.
– Дядя,– молвил Давид,– это что за стена?–
– Ован ему: – Это и есть Цовасар.–
Поднялся на гору Давид, глядит– кругом стена.
Он вправо, влево глядит– нигде ворот не видать.
Воззвал Давид:
– Дай мне сил, о всевышняя Дева Марута!–
Он в стену палицей метнул, обрушилась стена,
Метнул, вошел в пролом,
Вошел в пролом, что ж видит он?
Там – тенистая роща, деревья там,
Зеленый цветник, мурава,
А посредине водоем блестит,
В нем, словно ключ, вода, струясь, журчит.
И каких только нет там зверей!
Подумал Давид: «Ой, сильно отец согрешил,
Что это зверье взаперти держал!»
А тех, что с Давидом пришли,
Охота берет пострелять, диких коз погонять.
Смотрел, смотрел Давид – да вдруг как закричит:
– Эй, эй! Никто ни одной убивать не смей,
Никто их не тронь, не позволю в них стрелять!
Сказал Ован-Горлан:
– Будь мне сыном, прошу тебя, Давид,
Подстрели ты сам хоть одну козу,
Чтоб жертву принесть, – Давид в ответ:
– Эх, дядя родной, взаперти
– Их любая старуха подстрелит.
Мужчина сперва им свободу вернет –
Потом уж будет стрелять.
Они же, дядя,– в плену!
Разве можно пленников убивать? –
Давид ударил ногой, ограду сбил,
Все стены развалил.
Капу он снял,
Подбросил к небу, крикнул: – Гой-гой! –
Повыбежало все зверье.
Давид кричит: – А ну, ступай на воле жить! –
А сам пошел по горам-ущельям кружить,
Среди рощ, среди скал,
Обшарил все, сказал: –
Вдруг где-нибудь спит зверюга какой –
Жалко! –
Так всех он выпустил зверей,
Пришел к горожанам и сказал:
– А ну, иди, кто смел,
Теперь, коль хочешь, стреляй! –
Кто был удальцом, на охоту пошел,
Кто был неумел – остался.
Вернулись все в Цовасар.
Пошел Давид, двух баранов он словил,
Принес, у водоема положил,
Сам сошел в водоем, искупался там.
Баранов богу в жертву принесли,
Огонь развели,
Зажарили мясо, поели, уселись отдыхать.
ДАВИД ВИДИТ СВЕТ,
ИСХОДЯЩИЙ ИЗ ГРОБНИЦЫ ОТЦА
До вечера были в горах горожане все и Давид.
Ввечеру сасунский народ
Обратно пошел к домам.
Ован сказал: – Давид,
Вставай, пойдем и мы! –
Давид ему: – Дядя родной,
Мой отец здесь много раз ходил,
Здесь проведу я эту ночь.–
Ован в ответ: – Давид,
Кто ж ночью под небом спит?
Всяк ночью идет в свой дом.
Смотри, сасунцы все ушли к домам,
Пойдем и мы домой. –
Давид ему: – Дядя, ведь мы –
Во владеньях отца моего,
Эту ночь я должен здесь провести,–
Иди, коль хочешь, домой. –
Так сказал он и лег под деревьями спать.
– Давид,– сказал Ован,–
Коль ты остался, останусь и я.–
Остался. Давид едва лег – заснул.
Ован сидел, заснуть не мог.
Вот пораскинул он умом: «Как мне с Давидом быть,
Как мне его угомонить?
Дай подложу под голову себе полу его капы,
Чтоб меня он не бросил, сонного, ночью,
Не встал бы, не ушел».
Забрал Ован полу Давидовой капы,
Под голову себе тихонько подложил,
Заснул. Да разве Давида угомонишь?
Шло время. Полночь подошла.
Проснулся вдруг Давид.
Присел, осмотрелся, глядит:
Над вершиной горы огонь горит,
Видит – радугой свет стоит.
Подумал: «Что за огонь там?
Взглянуть, что за люди там!»
Хотел он встать, глядит: полу его капы
Ован под себя подоткнул, заснул.
–Эх, господи,– сказал,–
Ну, как я дядю разбужу?
Он подумает– струсил Давид.
А как не будить, коль пола под его головой?
Ована Давид разбудил, сказал:
– Что за радужный свет
Вон там, над вершиной горы? –
Знал дядя Ован, что это брат его,
Что могила там, из могилы свет.
Давиду он солгал, сказал:
– Костер горит–пастухи, видать,
С коровами иль с барантой,
А что за люди – почем мне знать? –
Да не поверил тем словам Давид.
Одолел обоих сон, улеглись и спят.
Ован-Горлан Давидову полу опять под себя подоткнул,
Чтоб не ушел к могиле Давид.
Проснулся вновь Давид, глядит:
Пал с неба луч – и, огнем залита,
На той горе показалась плита.
Теперь уж не будит дядю Давид.
Смекает: «Взять нож – полу отхватить,–
Эх, жалко капы!»
Решил: «Ну, и дьявол с ней, пусть жалко!»
Достал свой нож,
Капу полоснул, полу отхватил,
В изголовье Ована осталась пола.
Давид пошел на огонь, наверх он взошел.
Взошел Давид, глядит: там гробница стоит,
Из гробницы бьет пламя-радуга,
Над гробницей свет встает дугой.
Давид подошел, он руку в огонь окунул – не палит;
Он в пламя песку набросал – все ж горит.
Он луком-стрелой обвел-очертил отцову плиту,
Вместо колышков он лук и стрелы в землю воткнул,
Вернулся, к дяде пришел.
Глядит, а дядя крепко спит.
Подсел Давид, сказал:
– Дядя, эй, пробудись от сладкого сна!
Эй! Дядя ты мой, свет глаз моих, дядя родной!
Расту я сиротой–защитой мне стань!
Эй! Дядя ты мой, свет глаз моих, дядя родной!
Отец – в земле сырой,– отцом ты мне стань!
Эй! Дядя ты мой, свет глаз моих дядя родной!
Нет матери моей – мне матерью стань!
Эй! Дядя ты мой, свет глаз моих, дядя родной!
Нет брата за спиной – за брата мне стань! –
Ован приподнялся, спросил:
– Говори, сумасброд, что еще стряслось? –
Сказал Давид:
– Дядя, велик и милостив бог,
Прославим деянья его!
Плита на горе показалась,
Свет радугой сошел на Цовасар,
Вставай, идем, увидишь сам.
Повел Ована Давид, на могилу привел,
Могилу ему показал, спросил: – Это что за плита? –
Ован ему: – Это могила отца твоего.
Здесь храм стоял, разрушился он.
Отец твой, Мгер, воздвиг его,
А имя дал ему –
Марута всевышняя дева.
Как только умер твой отец,
Мсра-Мелик напал, все стены разрушил, снес. –
Слушал Давид.
Преклонился Давид, на коленях подполз.
На землю руки он простер, он прах поцеловал,
Свет-радугу он чертами обвел,
Весь будущий план начертал,
Где будет престол, где основа стены,–
Все вымерил он. Сказал:
– Так будет храм сооружен. –
Обернулся Давид, сказал:
– Эй, дядя, умру за тебя, о чем попрошу– мне дай!
– Пятьсот или тысячу душ, чтоб камень ломать,– мне дай!
Пятьсот или тысячу душ, чтоб камень тесать,– мне дай!
Пятьсот или тысячу душ, чтоб щебень сгребать,– мне дай!
Пятьсот или тысячу душ, чтоб воду таскать,– мне дай!
Пятьсот или тысячу душ, чтоб стены слагать,– мне дай!
Пятьсот или тысячу душ, чтоб швы закреплять,– мне дай!
Пятьсот или тысячу душ, чтоб доски строгать,– мне дай!
Коль храм не воздвигнется тот – мой обет меня убьет.
До вечера завтра хочу к концу работу свести,
Чтоб храм свечами сиял, чтоб служба во храме шла!
ДАВИД ОТСТРАИВАЕТ МАРУТСКИЙ ХРАМ
Встал дядя,– он уж знал,
Не станет дважды говорить Давид.
Сказал Ован:
– Давид, вставай, домой пойдем, рабочих приведем! –
– Давид ему: – Я пойду к отцовой плите.
Домой не пойду. А ты ступай скорей
Мастеров разыщи, рабочих пришли,
А с ними и сам воротись. –
Подумал Ован-Горлан:
«То – желанье сына брата моего,
Надо исполнить его!»
Сказал: – Сынок,
Ведь я ж – Ован-Горлан.
Мой голос пробежит за час сорокадневный путь,
Мой голос – в семи городах мастера,
Мой голос – тысячи тысяч рабочих услышат, придут.
Встань, убей семь диких быков,
Возьму их, в город пойду,
Горожан угощу,–
Тогда мастеров, рабочих толпа
Сойдется к нам –
И желанье сердца исполнишь ты, построишь храм. –
Встал Давид, семь диких быков убил.
Ован на плечи их взвалил, в город пошел.
Ован наутро встал, во весь свой голос закричал:
– Ах! зову, зову, пускай придут,
Кто бога любит, пусть придут!
Ах! строить монастырь Марут,
Кто бога любит, пусть придут!
– Ах! зову, зову, пускай придут,
– Ах! зову, зову, пускай придут!
Ах! пять сотен – тысяча душ, чтоб камень ломать,
Ах! пять сотен – тысяча душ, чтоб камень тесать.
– Ах! зову, зову, пускай придут,
– Ах! зову, зову, пускай придут!
Ах! пять сотен – тысяча душ, чтоб щебень сгребать,
Ах! пять сотен–тысяча душ, чтоб воду таскать.
– Ах! зову, зову, пускай придут,
– Ах! зову, зову, пускай придут!
Ах! пять сотен – тысяча душ, чтоб доски строгать,
Ах! пять сотен – тысяча душ, чтоб стены слагать,
Чтоб кладку скреплять.
– Ах! зову, зову, пускай придут,
– Ах! зову, зову, пускай придут!
Долетел до семи городов Ованов зов.
Из семи городов понахлынули
Тысячи тысяч рабочих и мастеров,
Поднялись, в дом к Давиду, к Овану пришли,
Поклонились Овану-Горлану,
Встали все, собрались, пошли
Марута всевышней деве строить храм.
А что тем временем делал Давид?
Он с луком-стрелой пошел,
На вершину горы взошел,
Отцову плиту, что чертами обвел, кругом обошел,
По чертам основанье прорыл он,
Камнями его укрепил он
И стену одну, в рост человека, сложил.
Пришел с мастерами Ован-Горлан.
Как глянули все–диву дались:
Такие громадные скалы Давид притащил,
В основу стены заложил,
Что даже всем скопом тех скал
Не осилили б мастера.
На стену взошли мастера,
А Давид те громадные скалы хватал,
Хватал, приносил, на стену их громоздил.
Ни рабочим тех каменных глыб не поднять,
Ни мастерам тех глыб не поднять,
На стену не взгромоздить.
Рабочие мелкие камни несут,
Мастера те мелкие камни вкруг каменных глыб кладут,
Рабочие глину месят, ее мастерам подают,
Скрепляют камни мастера.
И тьма еще не сошла – окончен был храм.
Был за день он возведен,
Марута всевышней храм.
В ту ночь, когда спать все легли,
Увидел сон Давид,–
Дева Марута всевышняя пришла к нему, говорит:
– Сними ты с пояса меч,
Заложи мой храм на мече своем,
Вновь за день храм возведешь,
Обедню отслужишь в нем,
Чтоб на крепкой основе стояла я. –
Проснулся Давид, глядит:
Марута храма– нет как нет.
Весь камень ушел на свои места,
Вся земля ушла на свои места,
Деревья, глина, песок –
Все ушло на свои места.
Встал Давид, Ована позвал,
Кери-Торосика позвал, сказал:
– Дядя Кери, пробудитесь от сладкого сна!
Марута всевышняя дева явилась во сне,
Должен снять я с пояса меч,
Должен храм заложить на мече своем,
В один день воздвигнуть храм,
Обедню в нем отслужить. –
Глядит Ован-Горлан: храма нет как нет,
Подивился, сказал: – Давид,
Я, Горлан-Ован, поднимусь еще раз на заре,
Рабочих вновь созову, пусть построят вновь!
Ован наутро встал, он вновь закричал.
Вновь тысячи тысяч рабочих, нахлынув, пришли,
Пришли и видят: вновь Давид
Громадных скал наломал, основу стены заложил,
Снял с пояса меч,
Он меч в основанье вонзил.
На стену взошли мастера.
Давид те громадные скалы хватал,
Носил, на стену их громоздил.
Рабочие мелкие камни несут,
Мастера те мелкие камни вкруг каменных глыб кладут,
Скрепляют камни.
И тьма еще не сошла, построен был храм,
Завершен.
Ввечеру сказал Давид:
– Отец мой, дядя родной,
Мастерам их плату отдай,
Рабочим нашим плату отдай,
Без платы их не отпускай! –
Мешки с золотом привез Ован,
На трех мулах их привез,
И каждый взял свой золотой, ушел к себе домой.
Обернулся Давид, Овану сказал:
– Дядя, пусть за тебя, мой дядя, умру,
Прошу тебя – сорок епископов мне дай!
Прошу тебя – сорок монахов мне дай!
Прошу тебя – сорок иноков мне дай!
Прошу тебя – сорок служек мне дай!
Чтоб свечи во храме зажечь,
В субботу обедню отслужить!
Встал Ован, закричал, позвал,
Осветили в субботу храм, отслужили обедню там.
Так рад был храму Давид,
Что пошел он, Чарбаара-Ками привел,
Поставил сторожем у входа в храм.
Каждый день приносили меда бурдюк да масла бурдюк,–
То была еда Чарбаара-Ками.
Позвал Давид Чарбаара-Ками, сказал:
– Злой человек придет – дверей не раскрывай,
Паломник придет или нищий придет –
Ты двери раскрой, накорми.
До утра оставались там,
Поутру встал Давид, глянул вкруг, увидал:
Меж Марутской горой и Сасуном река текла.
На берег той реки ступил Давид, сказал:
– Надо выстроить мост на этой реке,
Чтоб в реку не падал народ, не тонул. –
Стали люди класть основанье моста,
Да смывало камни бурной водой,
Не держался мост. Тут на гору взошел Давид,
Громадные скалы скатил он вниз,
Каждая ростом с высокий дом.
Под устои моста те скалы легли.
А на скалы те мастера
Стали мелкие камни класть,
Перекинули своды, построили мост.
Такой широкий был этот мост,
Что две арбы разъезжались на нем.
Стал зваться он «Давидовым мостом».
Прошло немного дней,
И Давид с Ованом спустились с гор
Посмотреть, как живет Сасун.
МСЫРСЕИЙ МЕЛИК ПОСЫЛАЕТ ВОЙСКО
РАЗОРИТЬ МАРУТСКИЙ ХРАМ
Во Мсыр к Мелику весть донеслась:
«Пошел Давид, разорил Цовасар,
Всех зверей из затвора выпустил вон,
Он стену сломал
И монастырь Марута воздвиг».
Мсра-Мелик разгневан был,
Он встал, Холбаши позвал, сказал:
– Я должен всадников взять, поскакать,
Храм Марута разграбить, снести. –
А Холбаши сказал:
– Будь славен, царь!
Ты всадников не созывай.
Вот мы – пятьсот нас всадников здесь –
На Цовасар взойдем, шатры разобьем,
Монастырь тот разграбим, снесем,
А Давида убьем, отрежем уши, тебе принесем. –
Сказал Мелик: –Коли сделаешь так,
Я город тебе подарю,
Сбирайся в путь,
На Цовасар взойди,
Марута всевышнюю деву разграбь, разори, вернись,
Давида ты убей, мне уши принеси!
Собрался Холбаши, пятьсот всадников взял, поскакал,
На город Сасун напасть не посмел,
Поскакал, прискакал в монастырь Марута.
Чарбаар-Ками из ворот идет, глядит:
Сотня всадников – и не одна – полями летит.
Сказал: – Коли так рассудить, что паломники это,
Паломник-то, он не всяк верховой.
У них – кто верхом, а кто – пешком.
Я думаю так, что грабители это, разбойный люд.
Нет, надо встать да дверь притворить, ворота забить,
Да те ворота спиной подпереть.
Коли паломники это – я двери открою,
Пускай в монастырь войдут.
Ну, а коли разбойный люд – не открою дверей,
Пускай коней повернут, уйдут.–
Тут встал Чарбаар-Ками, он дверь подпер спиной.
Пришел Холбаши, пятьсот всадников с ним.
Подошли, бились-бились, никак не откроют ворот.
Один хитроумен, в войске был, сказал:
– Давайте поймаем зайца, убьем,
Одежду, как та, что носит Давид, в кровь обмакнем,
Подденем одежду копьем
И вниз через стену метнем, закричим:
«Чарбаар-Ками, твоего господина убили мы,
Где будешь жить, что станется с тобой?»
Как увидит одежду Давидову он,
Ворота отопрет, мы войдем.–
Принесли одежду, метнули ее через стену вниз.
Чарбаар-Ками на одежду
Глянул, сказал:
– Это одежда Давида! –
Горстью пепла посыпал голову он,
Но дверей не открыл.
Как ни бились они, Чарбаар-Ками дверей не открыл.
Холбаши подошел к монастырской стене,
Снова крикнул, сказал:
– Эй, монахи, дверь откройте!
Проклятые,– сказал,– я вашего хозяина убил!
Прикончу всех, если дверь не откроете мне!
Давида Сасунского я убил,
Надежду вашу умертвил.
Хотите – откройте, а нет – оставайтесь там,
Пока не станет деготь бел! –
Монахи услышали зов,
Говорят меж собой:
– Если город Сасун они разорили,
Если Давида убили,
Зачем же нам на свете жить? –
Ночью в страхе проснулись, встали они,
Открыли дверь монастыря.
Чарбаар-Ками очнулся от сна,
Поднял голову, видит – открыта дверь.
Тут ударил себя он руками в лоб,
Убежал, вверх на гору ушел.
Холбаши, с ним пятьсот, в монастырь ворвался,
Занял вход, сам стал у дверей.
Пять сотен своих он внутрь впустил,
Разграбили все, унесли.
Зарезали сорок епископов в приделе,
Зарезали сорок монахов в келье,
Зарезали сорок служек,
Зарезали сорок иноков – нет, меньше одним!
А тот один, когда шла резня,
Под трупы заполз.
А как ушли войска Холбаши,
Из-под трупов выполз он,
Рубаху иноческую взял,
В густую кровь убитых погрузил,
К Давиду он в тревоге побежал – в Сасун.
ДАВИД РАЗБИВАЕТ ВОЙСКО МЕЛИКА
Тот инок встал,
Побежал, до Сасуна дошел,
К Горлану-Овану в дом пришел.
Глядит – Давид за столом сидит,
Веселится, пирует Давид.
Гусей зажарил он, жаркое на плов кладет,
Гранатное вино семилетнее пьет,
Ногу на ногу заложил,
Средь юношей, девушек пирует, пьет.
Приходит инок, пред Давидом встает.
Ован-Горлан ему:– Что стряслось? –
Тот в ответ: – Монастырь разорен,
А Давид пирует сидит,
Так и есть – сумасшедший он. –
Ован-Горлан оплеуху дерзкому дал.
Давид из-за стола спросил:
– Зачем ты, дядя, инока бьешь? –
Ован ему: – Инок твой говорит – сумасшедший Давид
Пирует сидит.–
Тут инока Давид подозвал, сказал:
– Иди сюда, послушать хочу, что скажешь ты,
Чем оскудел монастырь?
Ладана мало, елея нет – зачем пришел?
Бери что надо, ступай, к обедне поспешай!
– Давид,– тот инок отвечал,–
Убили сорок епископов твоих,
Убили сорок монахов твоих,
Убили сорок служек твоих,
Убили сорок иноков твоих – нет, меньше одним!
Монастырь разгромили, разграбили, все унесли, ушли.
– Э,– сказал Давид,– надоел ты мне!
Свеч не хватает, ладана нет?
Чего не хватает – возьми, ступай! –
Обернулся, Овану сказал: – Дядюшка,
Инок пришел: верно, ладана нет,
Вышел елей, мало свечей, дай – пусть уйдет! –
Растерялся инок, видит он –
Никак не поймет его Давид.
Как услышал он Давидовы слова,
Он рубаху кровавую наземь швырнул, сказал:
– Бог разори твой дом!
Где монахи твои?
Где иноки твои? –
На рубаху кровавую глянул Давид,
Отрезвел, сказал: – Послушай, брат!
Это что у тебя? Иль беда стряслась?
– Давид, умру за тебя,– молвил тот.---
Убили сорок епископов твоих,
Убили сорок монахов твоих,
Убили сорок служек твоих,
Убили сорок иноков твоих– нет, меньше одним!
Монастырь разгромили, разграбили,
Все унесли, ушли.
– У-ух!– сказал Давид.–
Разграбили мой монастырь,
Убили моих епископов, убили монахов моих?
Так молвил ты, инок? А кто ж это был? –
Отвечает тот: – Это был Холбаши и с ним пятьсот,
Он всех перебил, я спасся один, к тебе прибежал.
– А скажи,– спросил Давид,– давно ушли,
Иль недавно ушли? –
Тот в ответ: – Они – туда, а я – сюда.–
Давид приподнялся, встал, сказал:
– Ну, юноши, девушки, ешьте, пейте,
Пируйте себе... А я пошел!
Ушел Давид, в старухин дом прибежал.
– Нанэ,– сказал,– каким путем мне идти,
Чтоб Холбаши дорогу пересечь?
Он мой монастырь разграбил, снес.–
Указала старуха дорогу, молвила так:
– На Батман-реку, на мост иди.
Куда б ни пошел Холбаши, моста не минует он.–
Разулся Давид, рукава засучил,
Пошел и тополь с корнем рванул,
Рукой по тополю он провел,
Ободрал все сучья,
Взвалил на плечо, пустился в путь.
Пришел, стал за скалой большой,
Там долго ждал и слушал он:
Вот затопают кони, голоса зашумят...
Сказал: – А что, коль прошли они? –
Вдруг слышит Давид – Холбаши говорит:
– Надругались мы над Давида отцом.
И монастырь разграбили мы,
Епископов сорок его, монахов сорок перерезали мы.
А ну, пусть придет, дорогу мне пересечет! –
Тут вышел Давид, закричал:
– Холбаши, куда бежишь? –
Холбаши оглянулся, видит: Давид
Среди войска тополь занес,
Машет стволом на мосту,
То справа в воду людей смахнет,
То слева в воду людей смахнет,–
Так все он войско перебил: кого убил,
Кого в поток побросал, утопил.
Осмотрелся – нет никого. Глядит –
Холбаши на коне переплыл поток.
Молвил: – Всадник, тебя я мог бы догнать и убить,
Но я тебя не убыо.
Ступай Мелику поклонись,
Скажи: еще живет Сасун!
Вперед пусть будет умней:
От разбоя много ли проку? –
Ну разве посмел бы ответить ему Холбаши?
Пришпорил коня, ускакал.
А Давид наш вернулся в Сасун.
