Украина

Армения и славяне -О прародине славянскиx племëн

Украина

Армяне - Эпос Святогор

Прочти "Илья Муромец и Святогор".

Прочтите саринный славянский эпос, в котором упоминуется, что армяне является старшим славян . -герой Санасар и Святагор это один и тот же человек

Слово "бог". Слово произашло от древнеармянского слова բագին (богин).

Святые горы Араратские - родина Святогора
Еще в 1860 году Аксаков писал о Святогоре: "Образ этого огромного богатыря, которого обременила, одолела собственная сила так, что он стал неподвижен, весьма значителен. Очевидно, что он выходит из разряда богатырей, к которому принадлежит и Илья Муромец. Это богатырь-стихия".[1] Несколько иная мифологическая трактовка образа Святогора принадлежит А.Н.Афанасьеву: "Если бы даже мы,- пишет он,- не имели никаких иных данных, кроме поэтического сказания о Святогоре, то одно это сказание служило неопровержимым доказательством, что и славяне, наравне с другими родственными народами, знали горных великанов. В колоссальном типическом образе Святогора ясны (видны) черты глубочайшей древности. Имя его указывает не только на связь с горами, но и на священный характер последних".[2]
Безусловно, трудно не согласиться с Афанасьевым. Действительно, Святогор имеет горное происхождение, и этимология его имени означает "святая гора". Но ни Аксаков, ни Афанасьев, ни другие толкователи русских былин не дают ответа на вопрос: "А с каких таких святых гор происходит Святогор?". Несмотря на то, что былины четко дают ответ на этот вопрос, все толкователи этого упорно не замечают.
Итак, попытаемся ответить на вопросы, на которые не ответили толкователи былин, несмотря на то, что в былинах ответы очевидны, и так же ответим на те вопросы, на которые былины не дают ответы.
Вопрос первый: из каких таких святых гор происходит Святогор? И второй вопрос - откуда у Святогора берется стихийная сила (сила стихии)?
Итак, как говорил уже Афанасьев, славяне наровне с другими родственными народами, знали горных великанов. Исходя из этого тезиса, мы изучали эпосы индоевропейских народов, чтобы найти хоть какое-то сходство между ними. Поскольку все индоевропейские народы имели единую прародину, значит у них должны быть хоть чуточку схожие эпические герои.
Наши поиски венчались успехом! Самые схожие образы с описанием Святогора мы нашли в армянском народном эпосе "Давид Сасунский", или как его еще называют "Сасна Црер", который означает "Безумцы из Сасуна",
"Неистовые сасунцы", "Буйные сасунцы", "Храбрые до безумия сасунцы", "Яростные сасунцы". Есть еще названия "Джоджанц тун", которое означает "Дом великих", "Дом исполинов", "Дом старших", "Дом предков".
Армянский эпос начали записывать с 1864 года. С тех пор было записано свыше пятидесяти вариантов. Переводили эпос В.В.Державин, А.С.Кочетков, К.А.Липскеров и С.В.Шервинский.
Как пишет И.Орбели: "Десятки и сотни поколений сказывали отдельные части этого эпоса. Древнейшие элементы возникли в незапамятные времена, когда еще не звучало слово "армянский", когда еще не звучали другие, еще более древние названия слившихся в армянском народе племен, потому что не было еще и племен".[3]
Итак, какое сходство между Святогором и героями армянского эпоса мы нашли. Во-первых, имя Святогор является дословным переводом имени Санасара, одного из братьев - близнецов. Святогор означает "святая гора", а Санасар означает сан-святой, солнечный, сар-гора. То есть русский Святогор и армянский Санасар имеют по смыслу тождественные имена.
Далее, некоторые схожие характерные черты Святогора и Санасара. Оба они - стихийные богатыри, но только с той разницей, что мы знаем, откуда у Санасара такая сила взялась, а про силу Святогора русские былины молчат.
Святогора не держит земля, также как и не держит земля Мгера-младшего. Святогор бросает палицу булатную в небо, точно также, как младенец Давид правой рукой булаву под небо кидает, а левой хватает. Палица для младенца просто игрушка.
Святогор живет на святых горах, на какой-то горе, куда ездил Илья Муромец, чтобы с ним померяться силой. На Святых горах живут все армянские богатыри. Но Мгер-младший закрылся в утесе - камне и живет там "до сих пор".
А теперь обо всем этом подробнее.
Русская былина гласит.
"На тых горах высоких,
На той Святой горы,
Был богатырь чюдный,
Что ль во весь же мир он дивный,
Во весь же мир был дивный -
Не ездил он на Святую Русь,
Не носила его да мать сыра - земля".[4]
В этих семи строчках есть три момента, которые имеют схожесть с армянским эпосом. Первый момент -это Святая гора, на этом остановимся чуть позже. Второй момент - это чудный богатырь, который был на весь мир дивный. И третий момент - Святогор не мог ездить на Святую Русь, ибо не носит его земля.
Нам предстоит выяснить, где находятся Святые горы. В былинах несколько раз подчеркивается точное место нахождения Святых гор.
"Тут садился Святогор да на добра коня
И поехал во чисту полю
Он ко тым горам да Араратским".[5]
Далее он встречает Илью Муромца, берет его с собой и везет на Святые горы:
"Поглядел богатырь в руку правую,
Увидел тут Илью Муромца,
Он берет Илью да за желты кудри,
Положил Илью да к себе в карман,
Илью с лошадью да богатырскоей,
И поехал он да по Святым горам,
По Святым горам да Араратским".[6]
Как будто былины специально подчеркивают местонахождение Святых гор, чтобы не путать с другими горами, и это делается несколько раз. Таким образом, былины подсказывают нам, что Святые горы находятся в Араратском, то бишь в Армянском Нагорье.
Далее, в армянском эпосе должно быть указано, где именно жили богатыри. Мы находим полное описание места, где братья - близнецы Санасар и Багдасар построили свой город и крепость Сасун, означающий город сыновей Солнца. Эпос рассказывает, как братья выбирают место для построения крепости.
"И пошли два брата, пошли
И все шли, и все шли по горам, по горам
И по весям пошли этих гор,
День и ночь для них стали одно.
И все шли и пришли в неведомые края:
Пропасть, скалы, увалы, провалы, обвалов края,
И лес, и медведь, и много зверья.
Безлюдно было вокруг.
Еще издали полюбились им эти края,
И пошли и нашли они ключ.
Из ключа бежала струя,
Текла, рассекла реку внизу.
И видят: сладка вода, отрадно окрест.
Санасар сказал: Пригоже кругом,
Вот, наконец, и путям конец,
Тут мы выстроим дом, построим дворец".[7]
Кроме того, что былины указывают местонахождение Святых гор на Армянском нагорье, они еще подчеркивают то, что Святые горы не находятся на Руси. Таких примеров несколько.
Илья Муромец пошел к Святогору и жалуется на него, что тот не ходит на Святую Русь. Стоит он перед ним и говорит:
"я есть города нунь Мурома
А села да Карачаева,
Я старый казак да Илья Муромец.
Захотел я посмотреть на Святогора богатыря:
Он не ездит нунь на матушку сыру - землю,
К нам богатырям да он не явиться".[8]
Святогор дает исчерпывающий ответ:
"Я бы еьдил на матушку сыру - землю,-
Не носит меня мать сыра - земля,
Мне не придано тут ездить на Святую Русь,
Мне позволено тут ездить по горам да по высоким,
Да по щелейкам да по толстыим".[9]
Другой эпизод, когда Святогор везет Муромца на Святые горы и знакомит его со своим слепым отцом. Отец Святогора спрашивает: « "Ай же ты, мое чудо милое! Далече ль был?" Сын отвечает: "А был я, батюшка, на Святой Руси!" - "Что же ты видел и что слышал, сын мой возлюбленный, на Святой Руси?" - "Я что не видел, что не слышал, а только привез богатыря со Святой Руси" - "А приведи ко мне русского богатыря поздоровкаться"».[10]
Здесь очевидно, что Святые горы и Святая Русь -разные политические и географические единицы. И еще, один богатырь - русский, а другой - нет. Ибо зачем отец Святогора должен просить привести поздороваться с ним русского богатыря. Зачем акцентировать на национальности, если они оба принадлежат одной национальности?
В другом эпизоде невестка Святогора говорит Илье Муромцу, xто он (Святогор) не ездит на Святую Русь "потому что не подымать матушка сыра - земля, Все здеся, по горам святым разьезживает".[11] Послелняя строка указывает на то, что они находятся на Святых горах, а не на Руси.
На вопрос Святогора Муромец отвечает четко и конкретно:
"Ты скажи - ка мне, да добрый молодец,
Ты какой - то вед ка русский - от богатырь - эт?:
"Как я приехал в вед со святой Руси".[12]
То есть , еще раз подчеркивается, что Святые горы и Святая Русь - разные географические и политические единицы. Несмотря на то, что в былинах встречаются места, где Святогора называют русским богатырем, однако Святогор сам себя русским богатырем не называет, как называет себя русским Илья Муромец. В былине есть эпизод, где Святогор жалуется на русских мух. Когда Муромец бьет мечом спящего Святогора, тогда он сонно говорит, то есть жалуется: "- Ох, как больно руськи мухи кусаются".[13]
Спрашивается , зачем подчеркивать, какой "национальности" мухи? Если Cвятогор и мухи из одной страны, то он должен был сказать: "Ох, как больно наши мухи (или эти мухи) кусаются". Но поскольку на Святых горах он таких мух не видел, поэтому он жалуется на русских мух. А может быть так, что Святые горы находятся на Украине, в Прикарпатье, на Кавказе или на Урале? Несмотря на то, что в былинах указано местонахождение Святых гор в Араратском нагорье, все равно надо рассмотреть и другие версии. Например, могут ли Карпаты быть родиной Святогора? Ответ на вопрос дают былины. Святогор достает из своего кармана Илью Муромца и спрашивает:
"Ты скажи, удалый добрый молодец,
т коей земли, да та какой орды?
Если ты - богатырь святорусский,
Да поедем мы да во чисто поле
Попробуем мы силу богатырскую".[14]
Однако Муромец не хочет биться со Святогором, а хочет побрататься:
"Не хочу я с тобой сражатиси,
я желаю с тобой побрататиси".[15]
Если они оба святорусские, то они должны были друг друга знать. Оба они bз Малой Руси, Святогор из Чернигова, а Муромец - из села Карачаева, однако они друг друга не знают, тогда какие они богатыри, про которых весь мир должен знать! Таких противоречий в былинах много. Мы еще вернемся к ним и попытаемся дать ответы на вопрос, почему в былинах есть такие противоречия?
Может быть Святогор из Кавказских гор или из Уральских? Былины как будто специально подчеркивают, дабы не дать повода сомневаться или перепутать место Святых гор.
"И поехали они да не в чисто поле,
А поехали они да по Святым горам
По святым горам да Араратским".[16]
Не Кавказские, не Уральские, не Карпатские, а именно Араратские. Таким образом, мы уверены, что указанные в былинах Святые горы находятся именно в Армянском нагорье.

Ара Степанян
(продолжение следует)

1 Былины. Издательство "Правда", М.,1987, стр.19.
2 Там же.
3 Давид Сасунский, "Советакан грох", Ереван, 1979, стр.8.
4 Былины. Издательство "Правда", М., 1987, стр.30.
5 Былины. Издательство "Правда", М., 1987, стр.21.
6 Былины. Издательство "Правда", М., 1987, стр.21.
7 Давид Сасунский, "Советакан грох", Ереван, 1979, стр. 34-35
8 Былины. Издательство "Правда", М., 1987, стр.31.
9 Былины. Издательство "Правда", М., 1987, стр.31.
10 Былины. Издательство "Правда", М., 1987, стр.25.
11 Былины, Гос. издат., "Художественная литература", М., 1954, стр.17.
12 Былины, Гос. издат., "Художественная литература", М., 1954, стр.18.
13 Былины. Издательство "Правда", М., 1987, стр.21.
14 Былины. Издательство "Правда", М., 1987, стр.22.
15 Былины. Издательство "Правда", М., 1987, стр.22.
16 Былины. Издательство "Правда", М., 1987, стр.23.

Газета «Васн айутян», Ереван, # 3, 2003

ГЕРОИЧЕСКИЕ БЫЛИНЫ
________________________________________

ВОЛХ ВСЕСЛАВЬЕВИЧ
Как по саду, саду, по зеленому,
Как ходила-гуляла молода княжна,
Молода княжна Марфа Всеславьевна.
Она с камня, княжна, соскочила,
Соскочила да на змея лютого;
Обвивается да ведь лютый змей
Вокруг чёбота сафьяна зеленого,
Да вокруг чулочка шелкóвого,
А и хоботом змей бьет да по белý телу!
Втапоры княгиня занемóжила,
Занеможила княгиня — дитя родила;
Как на небе засветил светел месяц,
А во Киеве родился могуч богатырь,
Что могуч богатырь Волх Всеславьевич!
Задрожала да сыра земля,
Затряслося славное царство Индейское,
А и сине море всколыбалося
Для-ради рождения богатырского —
Молодá Волха Всеславьевича;
А и рыба пошла в морскую глубину,
А и птицы полетели высоко в небеса,
А и туры да олени зá горы пошли,
А и зайцы, лисицы по чащицам,
А и волки, медведи по ельникам,
А и соболи, куницы по островам!
Как и будет Волху полтора часа —
Говорит Волх, как гром гремит:
«Уж и гой еси, сударыня матушка,
Молода Марфа Всеславьевна!
А не пеленай меня во пелену червчатую,
Не опоясывай в пояса шелкóвые —
Пеленай меня, родна матушка,
Что во крепки латы булатные,
А на буйну голову клади злат шелом,
Во праву руку — палицу,
А и тяжку палицу, свинцовую,
Да чтоб весом та палица в триста пуд!»
Как и будет Волху семь годов —
Отдавала его матушка учить грамоте,
А и грамота Волху пошла на пользу;
Посадила его пером писать,
И письмо ему пошло на пользу.
Как и будет Волху десять годов —
Стал учиться Волх премудростям:
А и первой мудрости Волх учится —
Оборачиваться ясным соколом,
А другой-то мудрости он учится —
Оборачиваться волком серым,
А и третьей-то мудрости Волх учится —
Оборачиваться гнедым туром,
Что гнедым туром — золоты рога!
Как и будет Волху двенадцать лет —
Стал себе Волх дружину собирать;
Собирал он дружину ровно три года.
Он набрал дружину себе в семь тысяч;
Самому Волху пятнадцать лет,
И его дружинникам пятнадцать лет!
А прошла тут слава великая
Да ко стольному ко городу Киеву:
Что индейский царь наряжается,
А и хвалится-похваляется,
А и хочет Киев-град во полон весь взять,
А и Божьи церкви на дым пустить,
Разорить монастыри-то почéстные!
Втапоры Волх он догадлив был:
Он со всею дружиною хороброю
Что ко славному царству Индейскому
Тут же с ними и во поход пошел!
Дружина спит, так Волх не спит:
Обернулся он да волком серым,
Бегал он, скакал по лесам по темным,
А и бьет он зверя сохатого,
А и волку, медведю спуску нет,
А и соболи, барсы — любимый кус,
Он и зайцами, лисицами не брезгует;
Волх поил-кормил дружину хоробрую,
Обувал-одевал добрых молодцев,—
Что носили они шубы соболиные,
Переменные-то шубы барсовые!
Дружина спит, так Волх не спит:
Обернулся он ясным соколом,
Полетел он далече на синё море:
А и бьет он гусей, белых лебедей,
А и серым малым уткам спуску нет;
Он поил-кормил дружинушку хоробрую —
А и все у него были яства переменные,
Переменные яства, сахарные!
И стал он, Волх, ворожбу чинить:
«А и гой еси вы, удалы добры мóлодцы!
Как не много, не мало вас — семь тысяч,
А и есть ли, братцы, таков из вас,
Обернулся бы кто гнедым туром,
А и сбегал бы ко царству Индейскому,
Да проведал бы про царство Индейское,
Про царя Салтыка Ставрульевича,
Про его буйну голову Батыеву?»
А как лист со травой пристилаются,
Так и вся его дружина приклоняется,—
Отвечают ему удалы добры мóлодцы:
«Что ведь нет у нас такого молодца,
Как опричь тебя, Волха Всеславьевича!»
А тут Волх он Всеславьевич
Обернулся он гнедым туром,
Что гнедым туром — золотые рога,
Побежал он ко царству Индейскому:
Он за первый скок на целу версту скочил,
За другой-то скок — уж и не видели;
Обернулся он ясным соколом,
Полетел он ко царству Индейскому!
Уж и будет он во царстве Индейском —
Да и сел он на палаты белокаменные,
Что на те ли на палаты царские,
Ко тому ли царю индейскому
И на то ли окошечко кося́щето...
А как буйные ветры по насту тянут —
Со царицею царь разговор ведет;
Говорила царица Азвя́ковна,
Молода Елена Александровна:
«А и гой еси ты, славный индейский царь!
Как изволишь ты наряжатися,
Наряжатися — воевать на Русь,
А про то не знаешь, не ведаешь:
Как на небе засветил светел месяц,
А во Киеве родился могуч богатырь,
Что могуч богатырь Волх Всеславьевич,
Что тебе, царю, супротивничек!»
Втапоры Волх — он догадлив был:
Сидючи на окошке косящетом,
Он да те-то речи повыслушал,
Обернулся он горностаюшком,
А и бегал по подвалам, по погребам,
Что по тем ли по высоким по теремам,
У тугих луков тети́вки накусывал,
У калёных стрел железцы повы́нимал,
Что у тех ли ружей у огненных
Кремни-шомполы повыдёргивал,
А и всё-то он в землю закапывал!
Обернулся Волх ясным соколом,
Высоко он взвился по поднéбесью,
Полетел он далече во чистó поле,
Полетел ко своей дружине хороброй.
Дружина спит, так Волх не спит,—
Разбудил он удалых добрых молодцев:
«Гой еси вы, дружина хоробрая,
Вам не время спать, вам пора вставать,—
Как пойдем мы ко царству Индейскому!»
И пришли они к стене белокаменной;
А крепка стена белокаменна,
Ворота у города железные,
Крюки-засовы всё медные,
И стоят караулы и день и ночь,
Подворотня-то — дорог рыбий зуб 1,
Мудрены да вырезы 2 вырезаны —
А и только в вырез мурашу пройти!
Как все молодцы закручинилися,
Закручинилися, запечалилися,
Говорят они таковы слова:
«Потерять будет головки напрасно нам,
А и как нам самим чрез стену пройти?»
Молодой Волх — он догадлив был:
Обернул себя он мурашиком
Да и всех добрых молодцев мурашиками;
Через стену прошли они белокаменну,—
Стали молодцами уж опять они
Что во славном царстве во Индейском,
Со своею стали сбруею со ратною! 3
Как всем мóлодцам Волх приказ отдает:
«Гой еси вы, дружина хоробрая!
Вы ходите по царству по Индейскому,
Вы рубите старого и малого,
Не оставьте в царстве на семена 4,
А оставьте вы только по выбору,
Что не много, не мало — семь тысяч,
Семь тысяч душечек красных девиц!»
А и ходит дружина по царству по Индейскому,
А и рубят старого и малого,
А и только оставляют по выбору,
По выбору душечек красных девиц.
А и сам он, Волх, во палаты пошел,
Что во те палаты во царские,
Ко тому царю ко индейскому;
А что двери у палат были железные,
Крюки-пробои по булату злачены.
Говорит тут Волх Всеславьевич:
«Хоть и ноги изломать, а двери выставить!»
А и пнёт он ногой в двери железные —
Изломал он все пробои булатные!
Он берет царя за белы́ руки,
А и славного царя индейского,
Царя индейского Салтыка Ставрульевича,
Говорит ему Волх таково слово:
«А и вас-то, царей, не бьют, не казнят!»
Ухватил его, ударил о кирпичный пол.
А и тут-то Волх сам царем стал,
Взял он замуж царицу Азвяковну,
Молоду Елену Александровну;
А и та его дружинушка хоробрая
Как на тех девицах переженилася —
А и стали-то они люди посадские;
Молодой-то Волх злато-сéребро выкатил,
Как на каждого дружинника по сто тысяч,
А коней и коров табунами делил!

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И СВЯТОГОР
Как далéче-далéче, во чистом поле,
Тут и пыль столбом да поднималася:
Едет вó поле добрый молодец,
Едет русский могучий Святогóр-богатырь;
Святогоров конь да будто лютый зверь,
У богатыря плечи да во косý сажень,
Он и едет во поле, потешается:
Он бросает палицу булатную,
Выше лесушки бросает да стоячего,
Ниже облака бросает да ходячего,
Улетает палица высоко под поднéбесье,
Когда палица та вниз спускается,
Он подхватывает ее да одной рукой!
Наезжает Святогор-богатырь
Во чистом поле на сумочку на скоморошнюю;
Он со добра коня да не спускается,
Поднять хочет погонялкой сумочку —
Эта сумочка да не ворóхнется!
Опустился Святогор да со добра коня,
Он берет сумочку да одной рукой —
Эта сумочка да не сшевелится!
Как берет он ее обеими руками,
Принатужился он силой богатырской,
По колени ушел да в мать сыру землю —
Эта сумочка да не сшевелится,
Не сшевелится да не поднимется!
Говорит Святогор да таковы слова:
«А много я по свету езживал,
А такого чуда я не видывал,
Что маленькая сумочка да не сшевелится,
Не сшевелится да не поднимется,
Богатырской силе неподвластная;
Верно, тут мне, Святогору, и смерть пришла!»
И взмолился он да своему коню:
«Уж ты верный мой да богатырский конь,
Выручай теперь ты хозяина!»
Как схватился он за уздечку за серебряную,
Он за ту подпругу золоченую —
Богатырский конь да принатужился,
А повыдернул он Святогора из сырой земли!
Тут садился Святогор да на добра коня,
И поехал он по чисту полю,
Он ко тем ко горам Араратским;
Утомился Святогор да он умаялся,
И заснул он на добром коне,
Он заснул крепким сном да богатырским.
Из далеча-далеча, из чистá поля,
Выезжал тут старый казак Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович;
Увидал он Святогора-богатыря:
«Что за чудо вижу во чистом поле,
Что за богатырь едет на добром коне?
Под богатырем-то конь да будто лютый зверь,
А богатырь спит крепко-накрепко!»
Как вскричал Илья зычным голосом:
«Ох ты гой еси, удалый добрый молодец,
Ты что, молодец, да издеваешься:
Али спишь, богатырь, аль притворяешься,
Не ко мне ли, старому, подбираешься,
А на это я могу и ответ держать!»
От богатыря тут ответа нет;
Как вскричал Илья пуще прежнего,
Пуще прежнего да зычным голосом —
От богатыря и тут ответа нет!
Разгорелось сердце богатырское
Что у старого казака Ильи Муромца —
Как берет он палицу булатную,
Ударяет он богатыря да по белым грудям,
А богатырь спит — не просыпается!
Рассердился тут Илья Муромец —
Разъезжается он во чистом поле
И с разъезду ударяет он богатыря
Пуще прежнего палицей булатною:
Богатырь всё спит — не просыпается!
Рассердился тут старый казак Илья Муромец —
Как берет он шелепугу подорожную,
А не малу шелепугу, во сорок пуд,
Разъезжается он во чистом поле —
И ударил он богатыря по белым грудям,
И отшиб он себе руку правую!
Тут богатырь на коне просыпается,
Говорит богатырь таково слово:
«Ох, как больно мухи кусаются...»
Поглядел богатырь на праву сторону,
Увидал тут Илью Муромца;
Он берет Илью да за желты́ кудри,
Положил Илью он к себе в карман,
Илью с лошадью да богатырской,
И поехал он да ко святым горам,
Ко святым горам ко Араратским.
Как день он едет до вечера,
Темну ноченьку до утра,
И второй он день едет до вечера,
Темну ноченьку до утра,
Как на третий-то на денечек
Богатырский конь стал спотыкатися,
Говорит Святогор коню доброму:
«Ах ты, волчья сыть, травяной мешок,
Уж ты что, собака, спотыкаешься?
Ты идти не можешь аль везти не хочешь?»
Говорит тут верный богатырский конь,
Человеческим говорит он голосом:
«Как прости-ка ты меня, хозяюшко,
А позволь-ка мне слово вымолвить:
Третьи суточки, ног не склáдучи,
Я вожу двух сильных, могучих богатырей,
Да и третьего — коня богатырского!»
Тут Святогор-богатырь да опомнился,
Что у него в кармане тяжелёшенько,
Он берет Илью за желты кудри,
Он ставит Илью на сыру землю,
Как с конем его с богатырским;
Начал спрашивать он да выведывать:
«Ты скажи, удалый добрый молодец,
Ты какой земли да какой орды?
Если ты богатырь святорусский,
Так поедем мы во чисто поле,
А попробуем мы силу богатырскую!»
Говорит Илья таковы слова:
«Ай же ты, удалый добрый молодец,
Вижу я силушку твою великую,
Не хочу я с тобою сражатися,
Я желаю с тобою побрататися!»
Святогор-богатырь соглашается,
Со добра коня он спускается.
И раскинули они тут бел шатер,
А коней пустили во луга зеленые;
Вошли оба они во белый шатер,
Друг другу они порассказалися,
Золотыми крестами поменялися,
Они друг с другом побраталися,
Обнялись они, поцеловалися:
Святогор-богатырь будет бóльший брат,
Илья Муромец будет меньший брат;
Хлеба-соли тут они откушали,
Белой лебеди порушали
И легли в шатре опочи́в держать.
И недолго, немало спали — трое суточек,
На четвертые они просыпалися,
В путь-дороженьку отправлялися:
Как седлали они коней добрых,
И поехали они не во чисто поле,
А поехали они ко святым горам,
Ко святым горам да Араратским;
Прискакали на гору Елеóнскую,
Как увидели они чудо чудное,
Чудо чудное да диво дивное:
Как на этой на горе на Елеонской
Что стоит тут да дубовый гроб!
Как богатыри с коней спустилися,
Они ко гробу наклонилися,
Говорит Святогор таковы слова:
«А кому в этом гробе лежать суждено?
Ты послушай-ка, мой меньший брат,
Ты ложись-ка во гроб да примéряйся:
Тебе ладен ли тот дубовый гроб?»
Илья Муромец тут послушался
Своего ли братца он большего,
Он ложился, Илья, во дубовый гроб,
Этот гроб Илье не поладился:
Он в длину длинён и в ширину широк;
И вставал Илья да из гроба того,
А ложился в гроб Святогор-богатырь;
Святогору гроб да поладился:
Он в длину по мере и в ширину как раз!
Говорит Святогор Илье Муромцу:
«Ай же ты, Илья, да мой меньший брат,
Ты покрой-ка крышечку дубовую,
Полежу в гробу я, полюбуюся».
Как закрыл Илья крышечку дубовую,
Говорит Святогор таковы слова:
«Ай же ты, Илюшенька да Муромец,
Мне в гробу лежать тяжелёшенько,
Мне дышать-то нечем да тошнёшенько,
Ты открой-ка крышечку дубовую,
Ты подай-ка мне свéжа воздуха!»
А как крышечка не подымается,
Даже щелочка не открывается!
Говорит Святогор таковы слова:
«Ты разбей-ка крышечку саблей вострою!»
Как Илья Святогора послушался,
Он берет свою саблю вострую,
Ударяет он по гробу по дубовому,
А куда ударит Илья Муромец,
Тут становятся обручи железные!
Начал бить Илья вдоль и поперек —
Всё железные обручи становятся!
Говорит Святогор да таковы слова:
«Ах ты, меньший брат да Илья Муромец,
Видно, тут мне, богатырю, и кончинушка!
Схорони ты меня во сырой земле,
Ты бери-ка моего коня да богатырского,
Наклонись-ка ты ко гробу ко дубовому,
Я дохну тебе да в личико белое —
У тебя силушки поприбавится!»
Говорит Илья таковы слова:
«У меня головушка да с проседью:
Мне твоей-то силушки не надобно,
А мне своей-то силушки достаточно;
Если силушки еще прибавится,
Меня не будет носить мать сыра земля;
И не надо мне коня богатырского,
Мне-ка служит верой-правдою
Мой старый Бурушка косматенький».
Тут братьица да распростилися,
Святогор остался лежать во сырой земле,
А Илья Муромец поехал по святой Руси
Ко тому ко городу ко Киеву,
А ко ласковому князю ко Владимиру;
Рассказал он чудо чудное,
Как схоронил он Святогора-богатыря
На той ли на горе на Елеонской...
Да тут Святогору и славу поют,
А Илье Муромцу хвалу воздают.
ИЛЬЯ МУРОМЕЦ
И СОЛОВЕЙ-РАЗБОЙНИК
Из того ли то из города из Мурома,
Из того ли села из Карачарова
Выезжал удаленький дородный добрый молодец;
Он стоял заутреню во Муроме,
А к обеденке поспеть хотел во Киев-град,
Да подъехал он ко славному ко городу,
Ко славному городу Чернигову;
У того ли что у города Чернигова
Нагнано-то силушки черным-черно,
А и черным-черно, как черных воронов:
Как пехотою 5 никто тут не прохаживает,
На добрóм коне никто тут не проезживает,
Птица черный ворон не пролетывает,
Серый зверь да не прорыскивает!
Как подъехал он ко силушке великой,
Как он стал ее конем топтать да стал копьем колоть,
А и побил он эту силу всю великую!
Он подъехал-то под славный под Чернигов-град,
Выходили мужики да тут черниговские,
Отворяли-то ворота во Чернигов-град,
А и зовут его в Чернигов воеводою;
Говорит им Илья таковы слова:
«Ай же мужички да вы черниговские!
Я нейду к вам во Чернигов воеводою,
Укажите мне дорожку прямоезжую,
Прямоезжую да в стольный Киев-град».
Говорили мужички ему черниговские:
«Ты удаленький дородный добрый молодец,
А и славный богатырь да святорусский!
Прямоезжая дорожка заколóдела,
Заколодела дорожка, замурáвела:
Как по той ли по дорожке прямоезжей
Да пехотою никто да не прохаживает,
На добрóм коне никто да не проезживает:
Как у той ли то у Грязи да у Черной,
Да у той ли у березы у покляпой,
Да у той ли что у речки у Смородины,
У того ли у креста у Левани́дова
Сидит Соловей-разбойник на сыром дубу,
Сидит Соловей-разбойник, Одихмáнтьев сын;
Уж как свищет Соловей да по-солóвьему,
Он кричит, злодей-разбойник, по-звериному,
От его ли то от пóсвиста соловьего,
От его ли то от покрику звериного
Все-то травушки-муравы заплетаются,
Все лазоревы цветочки осыпаются,
Тёмны лесушки к земле все приклоняются,
А что есть людей, то все мертвы лежат;
Прямоезжею дороженькой — пятьсот есть верст,
А окольною дорожкой — цела тысяча!»
Он пустил добра коня да богатырского,
Он поехал-то дорожкой прямоезжею;
Его добрый конь да богатырский,
С горы нá гору стал перескакивать,
С холма нá холм стал перемахивать,
Мелки реченьки, озёрки промеж ног пускать;
Подъезжает он ко речке ко Смородине,
А ко той ли он ко Грязи да ко Черной,
А ко той ли ко березе да покляпой,
К тому славному кресту ко Леванидову —
Засвистал тут Соловей по-солóвьему,
Закричал злодей-разбойник по-звериному:
Как все травушки-муравы заплеталися,
А лазоревы цветочки осыпалися,
Тёмны лесушки к земле все приклонялися,
Его добрый конь да богатырский
Он об кочечки да спотыкается!
А и как старый-то казак да Илья Муромец
Берет плеточку шелкóвую в белу руку,
А он бил коня по крутым ребрам,
Говорил-то он, Илья, таковы слова:
«Ах ты, волчья сыть, травяной мешок!
Аль идти не можешь, аль нести не хочешь?
Что же ты об кочки, собака, спотыкаешься?
Не слыхал ты что ли пóсвисту соловьего,
Не слыхал ты что ли покрику звериного,
Не видал ли ты ударов богатырских?»
А и тут старый казак Илья Муромец —
Он берет-то свой тугой лук разрывчатый,
Во свои берет во белы он во ручушки,
Он тетивочку шелкóвую натягивал,
И он стрелочку каленую накладывал,
Он пустил стрелу в того-то Соловья-разбойника —
Ему выбил право око со косицею! 6
Он спустил тут Соловья да на сыру землю,
Пристегнул его ко правому ко стремечку,
Он повез его по славну по чисту полю,
Мимо гнездышка повез да соловьиного...
Во том гнездышке да соловьином
А случились быть да все три дочери,
Все три дочери его любимые;
Больша дочка смотрит во окошечко,
Во окошечко смотрит во косящето,
Говорит она да таковы слова:
«Едет-то наш батюшка да чистым полем,
А сидит-то он на добром коне,
И везет он мужичищу-деревенщину,
Да ко правому ко стремени прикована».
Поглядела его другая дочь любимая,
Говорила-то она да таковы слова:
«Едет батюшка раздольицем, чистым полем,
Да везет он мужичищу-деревенщину,
Да ко правому ко стремени прикована».
Поглядела его меньшая дочь любимая,
Говорила-то она да таковы слова:
«Едет мужичище-деревенщина,
Да сидит мужик он на добром коне,
Да везет-то он нашего батюшку у стремени,
У булатного у стремени прикована —
Ему выбито да право око со косицею!»
Говорила тут она да таковы слова:
«Ай же вы, мужья наши любимые!
Вы берите-ка рогатины звериные,
Да бегите-ка в раздольице, в чисто поле,
Да вы бейте мужичищу-деревенщину!»
Как мужья да их любимые,
Зятья то есть да соловьиные,
Похватали тут рогатины звериные,
Побежали-то они да во чисто поле,
Ко тому ли к мужичище-деревенщине,
Да хотят убить как мужичищу-деревенщину,
Говорит им Соловей-разбойник, Одихмáнтьев сын:
«Ай же вы, зятья мои любимые!
Побросайте-ка рогатины звериные,
Вы зовите мужика да деревенщину,
В свое гнездышко зовите соловьиное,
Да кормите его ествушком сахарным,
Да вы пойте его пи́тьецем медвяным,
Да дарите ему дары-то драгоценные!»
Как зятья его да соловьиные
Побросали-то рогатины звериные
А и зовут-то мужика да деревенщину
Во то гнездышко да соловьиное;
Да мужик-то деревенщина не слушается,
А он едет-то по славному чисту полю
Прямоезжею дорожкой в стольный Киев-град!
Он приехал-то во славный стольный Киев-град
А ко славному ко князю на широкий двор,
Становил он коня да посередь двора,
Сам идет он во палаты белокаменны;
Проходил он во столовую во горенку,
Нá пяту он дверь-то поразмахивал 7,
Крест тут клал он по-писаному,
Вел поклоны он да по-ученому:
На все на четыре сторонки низко кланялся,
Самому князю Владимиру в особину,
Еще — всем его князьям да подколенным 8;
Тут Владимир-князь стал молодца выспрашивать:
«Ты скажи-ка, ты откуда родом, добрый молодец,
Тебя как-то, молодца, да именем зовут,
Величают удалого по отечеству?»
Говорил тут старый казак да Илья Муромец:
«А и есть я из славного из города из Мурома,
Из того ли села из Карачарова,
Есть-то я старый казак да Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович».
Говорит ему Владимир таковы слова:
«Ай же, старый казак да Илья Муромец!
Да давно ли ты повыехал из Мурома
И которою дороженькою ехал ты,
Ехал ты в наш в стольный Киев-град?»
Говорил Илья да таковы слова:
«А и славный ты Владимир стольнокиевский!
Я стоял заутреню во Муроме,
А к обеденке поспеть хотел я в Киев-град,—
Тут моя дорожка призамешкалась;
А я ехал той дорожкой прямоезжею,
Прямоезжею дорожкой на Чернигов-град,
Ехал мимо этой Грязи, мимо Черной,
Мимо славной реченьки Смородины,
Мимо славной березы той покляпой,
Мимо славного креста да Леванидова...»
Говорил ему Владимир таковы слова:
«Ай же, мужичище-деревенщина,
Во глаза, мужик, ты насмехаешься!
Как у славного у города Чернигова
Нагнано-то силы много-множество:
Тут пехотою никто да не прохаживал,
На добрóм коне да не проезживал,
Туда серый зверь да не прорыскивал,
Птица черный ворон не пролётывал!
А у той ли то у Грязи да у Черной,
Да у славной-то у речки у Смородины,
А у той ли у березы у покляпой,
У того ли что креста у Леванидова
Соловей сидит разбойник, Одихмантьев сын;
Уж как свищет Соловей да по-солóвьему,
Как кричит злодей-разбойник по-звериному —
Тут все травушки-муравы заплетаются,
А лазоревы цветки все осыпаются,
Тёмны лесушки к земле все приклоняются,
А что есть людей — то все мертвы лежат!»
Говорил ему Илья да таковы слова:
«Ты Владимир-князь да стольнокиевский!
Соловей-разбойник на твоем дворе,
Ему выбито ведь право око со косицею,
Он ко стремени булатному прикованный».
Тут Владимир-князь да стольнокиевский,
Он скорёшенько вставал на резвы ноженьки,
Кунью шубоньку накинул он на плечико,
И он шапочку соболью на одно ушко,
Выбегал-то он на свой широкий двор
Посмотреть на Соловья-разбойника;
Говорил Владимир-князь да таковы слова:
«Засвищи-ка, Соловей, ты по-соловьему,
Закричи-ка ты, собака, по-звериному!»
Говорил тут Соловей-разбойник, Одихмантьев сын:
«Не у тебя-то я сегодня, князь, обедаю,
И не тебя-то хочу сегодня слушати!»
Говорил Владимир-князь да стольнокиевский:
«Ай же, старый ты казак да Илья Муромец!
Прикажи-ка засвистать ты Соловью да по-соловьему,
Прикажи-ка закричать да по-звериному!»
Говорил Илья да таковы слова:
«Ай же, Соловей-разбойник, Одихмантьев сын!
Засвищи-ка ты в пóлсвиста соловьего,
Закричи-ка ты во пóлкрика звериного!»
Говорил ему разбойник, Одихмантьев сын:
«Ай же, старый ты казак да Илья Муромец!
Мои раночки кровавы прираскрытые,
Мои сахарны уста да запечатаны,
Не могу я засвистать да по-соловьему,
Закричать-то не могу я по-звериному!
А и вели-ка князю ты Владимиру
Налить чару мне да зелена вина:
Я повыпью как ту чару зелена вина,
Мои раночки кровавы позакроются
Да уста мои сахарны порасходятся,
И тогда я засвищу да по-соловьему,
И тогда я закричу да по-звериному».
Говорил Илья да таковы слова:
«Ты Владимир-князь да стольнокиевский,
Ты поди-ка во столовую во горенку,
Наливай-ка чару зелена вина,
Ты не малую стопу — да в полтора ведра,
Подноси-ка Соловью-разбойнику!»
Тут Владимир-князь да стольнокиевский —
Он скорёшенько бежал в столову свою горенку,
Наливал он чару зелена вина,
Да не малу он стопу, а в полтора ведра,
Разводил медами он стоялыми 9,
Приносил он к Соловью-разбойнику;
Соловей-разбойник, Одихмантьев сын,
Принял чарочку от князя он одной рукой,
Выпил чарочку ту Соловей одним духом,
Да как засвищет Соловей тут по-соловьему,
И закричит как разбойник по-звериному —
Маковки на теремах да покривилися,
А оконенки во теремах рассыпались,
От него, от посвиста соловьего,
И что есть людишек — все мертвы лежат,
А Владимир-князь да стольнокиевский —
Куньей шубонькой он укрывается!
А и тут старый казак да Илья Муромец —
Он скорёшенько садился на добра коня,
И он вез тут Соловья да во чисто поле,
И срубил он Соловью да буйну голову,
Говорил Илья да таковы слова:
«Тебе полно свистать да по-соловьему,
Тебе полно вдóвить да жен молодых,
Тебе полно сироти́ть да малых детушек!»

А и тут Илье ему и славу поют,
А и славу поют ему век пó веку!

Арарат - колыбель русских

Происхождение и начальная история

Историю древнего мира принято подразделять на два раздела: история стран Древнего Востока и история античности (Древняя Греция и Древний Рим). Цивилизации Египта, Хеттии, Ассирии, Вавилонии, Индии сияют как звезды первой величины, приковывая к себе внимание многих поколений ученых всех стран мира.

Что касается древнейшей истории русских (и славянских народов в целом), то она терялась во мгле веков, высвечиваясь только однажды, когда, согласно одному из источников, некий кипчакский хан в V в. до н.э. сносился с проторусскими племенами. Далее над русской историей возникает тень предания о варягах, приглашенных на русскую землю править и основавших здесь впервые государственную династию Рюриковичей. Русских принято считать молодым народом, сформировавшимся в пределах Киевской Руси в VIII-IХ вв.

Почему-то историки совершенно игнорировали парадоксальное явление, еще в XIX в. открытое лингвистами: корни живого русского языка встречаются в языках очень древних народов, например мертвом хеттском. Особенно поразительно сходство русского языка с ведийским санскритом - языком индийских “Вед”, в частности, древнейшей “Ригведы”, сборника гимнов, принесенных приблизительно в XV в. до н.э. завоевателями Индии - ариями. Близость русского языка к ведийскому выходит за пределы обычной индоевропейской общности языков, то есть он роднится с ведийским санскритом больше, чем это должно было бы иметь место. Высокая степень соответствия мифопоэтической традиции, включая имена богов и поэтические приемы, дополняет общую картину родства.

Вот только несколько примеров языковых параллелей, которые могут быть многократно умножены: Веда (санскр.) - ведение, знание; бхага (“бог”, санскр.) - бог; набхаса (“небо”, санскр.) - небеса; плавикас (“паромщик”, санскр.) - пловец; Агни (“бог огня”, санскр.) - огонь; грива (“шея”, санскр.) - грива; яга (“жертва”, санскр.) - ягненок, “Яга”; нун (“сейчас”, санскр.) - нын(е); Ваю (“бог Ветра”, санскр.) - веять, развевать; боят(е) (нет перевода, санскр.) - боит(ся); ватарь (“ветер”, санскр.) - ветер; Рудра (бог, санскр.) - Рода (бог, языческ.); Варуна (бог, санскр.) - Перун (бог, языческ.).

Подобные примеры можно множить, но давно известный факт этой близости нуждается не в доказательстве, а в объяснении. И как раз на эту сторону дела историки не обращали внимания, не обращали на нее внимания и ведологи, оставаясь на чисто филологическом уровне. Материальная культура арийцев в этой связи никого не интересовала, а в ней-то и скрывается ключ к разгадке таинственных ариев. В XV в. до н.э. арии спустились через горные проходы с северо-запада на своих колесницах, запряженных лошадьми, в долины страны, которую в разные времена называли Брахмаварта, Арьяварта, Бхаратаварша, Индостан. Они завоевали эту страну, и мелодичный и богатый язык, на котором они говорили, стал основой для языков Северной Индии - хиндустани, бенгали, гурджати и маратха.

Оставив пока в стороне другие особенности ариев, обратим внимание на то, что делало их непобедимыми воинами, - на их колесницы, запряженные конями. Именно это обеспечивало скорость и быстроту натиска. На колесницах и повозках они спустились с гор. Эти средства передвижения, конечно, были очень прочными, чтобы выдержать скорость бега двух, а иногда и четырех коней. Они имели очень прочные деревянные части и окованные металлом колеса. Трудно предположить, что этим металлом могла быть медь или бронза - вероятнее, это было железо. Так или иначе, арии были знакомы с плавкой металла, когда пришли в Индию: кстати, в “Ригведе” упоминаются металлическая посуда, серп как орудие сельского хозяйства. Заметим при этом, что “Ригведа” не была создана в Индии, а была принесена оттуда, откуда арии пришли.

Зададим себе вопрос: могли ли полукочевые племена, даже если им и удалось каким-то неведомым путем создать столь развитый язык с высоким уровнем обобщений, каким является ведийский, между переходами с места на место заниматься плавкой металла, причем в немалом масштабе, который требуется, чтобы оковать металлом не одно или два колеса, а сотни, если не тысячи? Простой здравый смысл подскажет нам отрицательный ответ. Значит, была какая-то постоянная территория, на которой арии могли развивать свою культуру, прежде всего материальную, и, в частности, металлургическое производство.

Откуда они пришли? Где была родина ариев? Большинство исследователей (Ж.М. Морган, И. Тейлор, Г.В. Чайлд, С.К. Дикшит и др.) установили, что родина ведических ариев находилась в пределах Армянского нагорья, что подтверждается как сведениями об их материальной культуре, так и археологическими данными.

Однако жемчужина арийского бытия - ведийский язык “Ригведы”, “Самаведы”, “Яджурведы”, равно как и весь строй этих древних творений, - указывает на теснейшую связь, а точнее, тождественность ариев и проторусских.

Для того, чтобы совместить эти два положения, пришлось допустить, что проторусские племена жили на Армянском нагорье в III-I тыс. до н.э. и их культура достигла к XV в. до н.э. высокого уровня, в частности, в области металлургии. Это предполагает и наличие какой-то государственности.

Проверка этой гипотезы потребовала привлечения данных целого комплекса наук (геологии, археологии, горного дела и металлургии, истории, этнографии, лингвистики). Большую роль сыграли в этом коллективы Мецаморской экспедиции Отделения наук о Земле Академии наук Армянской ССР, Музея наук о Земле и горно-металлургического производства Научно-исследовательского горно-металлургического института и Института “Арминипроцветмет”.

Понятно, что я привлекал также материалы и данные многих исследовательских коллективов и отдельных исследователей. Так, важное значение в подтверждении моей гипотезы имеют археологические исследования под руководством Арутюна Мнацаканяна древнего комплекса Лчашен и пластические реконструкции по костным останкам, извлеченным из погребений Лчашен, сделанные доктором медицинских наук Андраником Джагаряном. Естественно, и те, и другие научные открытия осуществлялись вне связи с той гипотезой, которая здесь обсуждается.

Косвенные доказательства моей трактовки некоторых из этих образов как образов проторусских я усматриваю в древнерусских источниках XI-XII вв., которые сообщают, что в древности русские жили за Кавказскими хребтами. Проторусские являлись одним из существенных звеньев того индоевропейского этнокультурного мира, который в III-II тыс. до н.э. населял Армянское нагорье, Южный Кавказ, области Придонья, Прикубанья и севернее, участвовал в создании культуры, ее передаче (в Египет, Персию, Индию) и распространении в районах расселения славян, скифов, аланов, савроматов и других племенных объединений.

Согласно моей гипотезе, именно этот древнейший этап развития русской культуры зафиксирован в индийских “Ведах”, вошел составной частью в сокровищницу общечеловеческой культуры, заключающей в своем собирательном значении науку, верования, мифологию, производственную (преимущественно металлургическую) технологию. Именно поэтому протоармянские (хайасские), проторусские, хеттские языковые элементы составляют характернейшую особенность санскрита.

Наивысшего расцвета цивилизация проторусских достигла в XVIII-XII вв. до н.э., то есть ко времени, которым датируются наиболее значительные культурные памятники Лчашена. Что же произошло с ней в дальнейшем?

Мне уже приходилось упомянуть, что в древней истории нередко какие-то культуры или народы уходят в небытие без всяких попыток со стороны историков объяснить, что же произошло, что побудило явно оседлое население (я не имею здесь в виду народы-кочевники) двинуться с мест и покинуть родные места, гробы отцов, привычный уклад жизни. Что-то - военная угроза, природная катастрофа, какое-то непреодолимое изменение условий жизни - обязательно должно было быть побудительной причиной переселения. Археологический комплекс, обнаруженный на дне Севана, открывает причину переселения проторусских. В описываемое время в теперешнем бассейне Севана протекала река, получившая название Палеораздан. В XII в. до н.э. в результате тектонических подвижек и землетрясений долина Палеораздана оказалась запруженной у истоков нынешней реки Раздан, берущей начало в Севане и впадающей в реку Аракс в Араратской долине. Долина Палеораздана начала заливаться водой, и образовалось озеро Севан: Малый Севан в наиболее глубокой части и Большой Севан по всей прежней долине - небольшой глубины.

В связи с этим население вынуждено было перебраться в другие места. Проторусские переселяются частью на север - в долину Куры, за Кавказский хребет, где попадают в весьма неблагоприятные условия, сковывающие их развитие, будучи теснимы идущими с востока племенами скифов, массагетов, савроматов и др.

Другая часть проторусских переселяется на юг - в центральные области Армянского нагорья, где их влияние настолько усиливается в XII-IX вв. до н.э., что появляются цари с именем Руса (Рус, то есть “царь из русов” или “царь русов” по-армянски), столицы Русаин (или Русин): одна между Араратом и озером Ван, а другая - севернее Еревана, где ныне находится город Абовян. Все это является свидетельством активной политической деятельности проторусского этноса, его культурной общности и тесных связей с армянским этносом Араратской долины и Ванского бассейна Армении.

В 1959 г. во время расшифровки армянской клинописи я обратил внимание на то, что термин “рус” никак не может быть этимологизирован (объяснен) на основе армянской лексики; термин “рус” армянских клинописей связывается с термином “русый”, “русоволосый” на основе русской лексики. Здесь следует отметить еще и то, что термины Руса и Русаин вполне могут читаться как Рус и Русин, поскольку клинописный знак, выражающий слог “са”, имел в ряде случаев алфавитное звучание - “с”. Название города - столицы Русин хорошо сравнивается с современным армянским именем Русинэ, столь распространенным, в частности, в Армянской Киликии на берегу Средиземного моря. В северо-армянском диалектном звучании корень “рус” с прибавлением суффикса “ан” приобрел форму Русан - Рузан; это женское имя является одним из распространенных в Армении и дается преимущественно светловолосым девочкам.

Подобно тому, как армянское этническое наименование (этноним) “гай” означает в армянском “высокий” и “глаз”, русский этноним “рус” означает в русском “русый”, а “рос” (“Россия”) означает “рослый”. Иначе “говоря, “высокие”, “глазастые” племена дали начало армянскому народу, а “русоволосые”, “рослые” племена дали начало народу русскому. И это племенное наименование сохранилось в этнониме русских и армян. Ниже я постараюсь показать место армянского языкового элемента как носителя индоевропейской языковой общности в санскрите. Вероятнее всего, что язык, на котором говорили ведические арии - протоармяне и проторусские, - был единым языком, то есть русские и армяне в XV в. до н.э. говорили и писали на одном языке.

В топонимике Армянского нагорья русская лексика присутствует даже в названии Сиc (Малый) Арарат (от русского “сись” - “женская грудь”). Поскольку в XV в. до н.э. армяне и русские говорили на одном языке (“санскритском”), термин “сиc” является для них общим; термин “сиc” (“грудь”) в дальнейшем принял в армянском языке форму “циц” (“грудь”), в то время как в русском он сохранился почти без изменений (с прибавлением мягкого знака). Отсюда видно, что в названии Сиc Арарат (Малый Арарат имеет форму идеального конуса, весьма похожего на женскую грудь) сохранилось общее - русско-армянское название малой вершины Арарата, без изменений дошедшее до наших дней в русской лексике и чуть измененное в армянской лексике.

Впервые термин - скорее этноним! - “рус” встречается в армянской клинописи VIII в. до н.э. Сохранился этот термин и в названии таинственных “этрусков”, покоривших Италию в VIII в. до н.э. (самоназвание - “расен”). Этимология термина “этруск” на основе армянской лексики до смешного незатейлива: “эт” означает в армянском, как и в русском, - “это”; “к” - в армянском суффикс множества (эта согласная в армянском смягчена, то есть палатализирована, и звучит как “кh”); “рус” - корень. Иначе говоря, “этруск” по-армянски означает: “это русские”.

Известно, что этруски создали развитую цивилизацию на северо-западе Апеннинского полуострова (в древней Этрурии, современной Тоскане), и, хотя происхождение их по-прежнему не выяснено, очевидно, что они пришли из развитого центра цивилизации, каким, без сомнения, являлись в то время Армянское нагорье и Юг России, то есть тот район, где обитали “русы” - проторусские.

Этруски были народом не только цивилизованным, но и весьма сильным в военно-политическом отношении, поскольку они в VII в. до н.э. сумели объединить под своим господством 12 городов-государств, а в середине VI в. до н.э. овладели Кампанией - крупной областью на юге Италии с центром в г.Неаполе.

Напомню читателю, что Рим, по преданию, был основан в 754/753 г., то есть во время нашествия этрусков и их господства на Апеннинах. Основали его братья Ромул и Рем. Неаполь находится южнее Рима, и если этруски в VII в. до н.э. объединили 12 городов, а затем в VI в. до н.э. захватили Кампанию (Неаполь), то не логично ли предположить, что Рим основали в век своего вторжения в Италию этруски, а не латины и сабины, принадлежавшие к группе италиков, покоренных этрусками?

В имени Ромул различаются корень “ром” и суффикс (именной) - “ул”. Рома - самоназвание цыган - выходцев из Индии в I в. до н.э. А что, если корень “ром” не итальянского, а индийского происхождения? Не связан ли он с ариями - проторусскими, покорившими Индию в XV в. до н.э.? Вспомним про г.Ромны на реке Сула в Сумской области; вспомним Ромодановских - русских князей XV- XVIII вв., да и само имя Роман, так часто встречаемое в Древней Руси, имеет опять-таки корень “ром” и именной суффикс “ан”. Какой смысл нес корень “ром” в древнерусском? Смотрите, как он притаился в русских словах “укромный” или “ромашка”. Вспомним, что Ромул и Рем, по преданию, были одинокими, забытыми в лесу, бредущими по лесу близнецами, которых вскормила волчица и воспитал пастух. Может быть, в этом корне “ром” скрывался смысл чего-то “одинокого”, “укромного”, “полевого”, и имя “Ромул” несет в себе особый смысл?

Однако вернемся к проторусским, которые, как я полагаю, в начале II в. до н.э. жили на территории нынешней Грузии и Северной Армении.

“География” Страбона (63/64-23/24 гг. до н.э.) в книге 7 (“О переселении народов”) сообщает: “Западные иберы (жители Пиренейского полуострова. - С.А.) переселились в местности, лежащие выше Понта и Колхиды (на Кавказ. - С.А.)”.

Как свидетельствует Мовсес Хоренаци, во времена Навуходоносора (605-562 гг. до н.э.) иберы (грузины) были переселены из Испании на Кавказ, в Армению. Произошло это в 524 г. до н.э. при царе Тигране I Великом Гайказуни. Согласно древнегреческим источникам, территория, на которой поселились иберы - предки грузин, имела в длину 100 и в ширину 50 км; она стала называться Гурией (отсюда русское название “Грузия”). По свидетельству Страбона и Мовсеса Хоренаци, предки грузин в Закавказье появились в конце VI в. до н.э.

Кто же проживал непосредственно на севере за Кавказскими хребтами во II-I тыс. до н.э.? Согласно нашей гипотезе, тут преимущественно проживали русы-проторусские (см. рис.1). Это подтверждается даже происхождением некоторых известных названий - например, названием “Тбилиси”. Грузинские источники указывают на город Мцхета как на древнейшую столицу Грузии.

Что же означает “Тбилиси”? По-русски это означало - “теплое место”, или “теплица” (из-за изобилия горячих серных источников). Но город на Куре в Армении должен был иметь и армянское название. Он именовался армянами “Тпхис” (позднее, в XVII-XX вв., образовалось название “Тифлис”). А что такое “Тпхис”? На основе армянской лексики не представляется возможным объяснить смысл этого названия. “Тпхис” - производное от названия “Теплица” - русского названия города; город с тем же названием, кстати, имеется и в Югославии. Грузинская форма “Тбилиси” есть калька от названия “Теплица”, а армянская форма “Тпхис” - его звуковое развитие в армянском.

А до того, как в Закавказье появились иберы (грузины), там жили русы (русские). Кроме города Теплица (Тпхис, Тбилиси), русы имели здесь города Кабалака (Капахак по-армянски), Нига (Ниг, Нуха); в окрестностях Теплицы было озеро Лисье (Лиси), гора Кутигора. Именно из протоязыка русских иберы позаимствовали такие индо-европейские слова, как “гора”, “вино”. Грузинский язык, как известно, не относится к индоевропейской языковой группе, его выделяют в особую иберо-кавказскую группу (существует гипотеза о его родственности языку басков в Испании).

Я хотел бы коснуться одной любопытной и трогательной подробности: поныне в Севанском бассейне и на севере Армении имеются села, которые основали русские переселенцы в XV в. Через три тысячи лет молокане и духоборы вернулись на землю забытых предков. И сейчас село Семеновка на Севанском перевале заселено русскими. Еще недавно поселок Севан у самого урочища Лчашен, где были найдены захоронения проторусских, назывался Еленовка и был заселен русскими молоканами. Воронцовка, Фиолетово, Благодарное, Красносельск, Богдановка, Михайловское, Привольное, Красный Ключ - десятки сел с русскими названиями разбросаны как на Кавказе, так и по всему Армянскому нагорью. Что это? Генная трансмиссия? Зов предков? Как и в древности, они мирно уживаются бок о бок с армянами.

Продолжение следует..

Уркаина-Заморская Вірменія-Боспорское царство(Роксолания,Скифы,Taвры ) и Большая Вірменія(Сарматия,Остготы)

Раксалоны означает изгнание из Рая-АРМЕНИИ,они покинули Армению по вине нашествие разных кочевых народов,Первым, кто в России предложил отождествлять роксолан с росами/русами, был М. В. Ломоносов.

Армяне — предки У-краинцев

Фільм «Вірменська спадщина Європи»

Проникновение Арменоидов на Балканы (сначала Крым ,Украина,Белоруссия,Молдавия 5-4 тыс. до н. э. ). Основание Роксолании -Русь

Арменоидная раса-эпицентральная раса Индоевропейской расы.

Арменоидная раса-Распространён по всей Евразии.

Арменоидная раса-а также в Республике Армения ,с большей концентрацией в Малой Азии, в юго-восточной и юго-западной Грузии(поскольку те имеют Армянское происхождение), Сирии и Ливане.

Арменоидная раса также `имеет другие pодрасы-, «хеттская раса» и «каппадокийская раса».

По мнению ряда исследователей, одними из древнейших представителей арменоидной расы были носители Кура-Аракской культуры-Армянское нагорье культуры,

Арменоидная раса-Данный тип характерен для армян, ассирийцев и восточных грузин(поскольку те имеют Армянское происхождение из Гугарка), а также для азербайджанцев северного Ирана(поскольку те имеют Армянское происхождение-из Пайтакарана и Атрпатакана), которые по ряду признаков характеризуются как долихоцефальные арменоиды.

Роксолания — название этих земель(от племени роксоланов, упоминаемых Страбоном в качестве обитателей Северного Причерноморья

Раксалоны означает изгнание из Рая-АРМЕНИИ,они покинули Армению по вине нашествие разных кочевых народов.

Первым, кто в России предложил отождествлять роксолан с росами/русами, был М. В. Ломоносов.

Он утверждал, что варяги—россы в древности назывались роксоланами или россоланами (так как россы были соединены с аланами), причем верным считал он название россоланы, так как роксоланы являлось искажением греков. Помимо этого, росомонов он называл роксоланами. На том же настаивал Д. И. Иловайский, выражая уверенность в том, что «Рось или Русь и Роксаланы это одно и то же название, один и тот же народ».

Как считает российский палеоантрополог Александр Белов армяне были в древности яростными разведчиками.Они ещё в доисторические времена обосновались на Армянском нагорье и впоследствии образовали армянский народ. "Ар-мения-На славянском `Ярман-яростный" с древнеармянского (протоиндоевропейского) - Ар-мен-и-(я) (арман).

Ар- Бог,солнце

ман(мен)-Человек

Более того Алесандр Белов считант тесную связь родство славян с армянами. См.: Белов А. Путь ариев. М.: Амрита-Русь,2008. С. 131-140

Роксола́ны (лат. Rhoxolani, др.-греч. Ροξολάνοι, от аланского roxs alan/ruxs alan «светлый алан») — Армяно язычные` сармато-аланское племя, кочевавшее со II в. до н. э. по 1 пол. I тысячелетия н. э. в землях Северного Причерноморья и Дунайского региона.

Этимология

Первой фиксацией роксолан в письменных источниках является труд «География» греческого писателя Страбона. Местоположение роксолан писатель фиксирует на II—I вв. до н. э. между Борисфеном (Днепром) и Танаисом (Доном). На юге роксоланы граничили с Меотийским озером (Азовским морем). На севере от них была земля, необитаемая из-за холода.

Раксалоны означает изгнание из Рая-АРМЕНИИ,они покинули Армению по вине нашествие разных кочевых народов

Боспорское царство-Исторические провинции Малой Армении

В ходе участия в войне против понтийского правителя Митридата VI Евпатора, о чём сообщает Страбон, роксоланы продвинулись на юг, ближе к Меотийскому озеру. Птолемей и Аммиан Марцеллин их располагают на всём побережье Меотиды вместе с языгами. Роксоланы постепенно во II в. перемещаются на запад, поближе к Дунайским землям (Дион Кассий). Последним автором, упоминающим роксолан, был готский историк Иордан. Он их локализует восточнее от Дакии.

История

Помимо географических сведений, у Страбона имеются упоминания оказания военной помощи Палаку (скифскому царю) роксоланами под предводительством Тасия (по другому Тазий) в борьбе с войсками Митридата Евпатора:
Роксоланы воевали даже с полководцами Митридата Евпатора под предводительством Тасия. Они пришли на помощь Палаку, сыну Скилура, и считались воинственными. Однако любая толпа легковооруженных людей бессильны перед правильно построенной и хорошо вооруженной фалангой.

Во всяком случае роксоланы числом около 50 000 человек не могли устоять против 6000 человек, выставленных Диофантом, полководцем Митридата, и были большей частью уничтожены
.
О тех же событиях повествует надпись в Херсонесе Таврическом около 107 г. до н. э., только роксоланы названы ревксиналами.`

Роксоланы царя Гатала и ревксиналы царя Тасия

Согласно римскому историку Тациту, роксоланы зимой 67/68 г. уничтожили две когорты римских войск. А уже в 69 г., в правление римского императора Отона, вторглись в Мёзию с 9 тыс. человек конного отряда, но данная компания была проигрышной для них. Римские войска их разбили, некоторая часть бежала в болота, где и умерли от холода и ран.
В правление римского императора Адриана сарматы и роксоланы учинили беспорядки в Мёзии. Император Адриан, согласно Scriptores Historiae Augustae, заключил мир с правителем роксолан, который жаловался на уменьшение субсидий (из-за чего и были учинены беспорядки). Этого анонимного правителя сопоставляют с Распараганом, царем роксолан по одной эпиграфической записи, где он назван, помимо своего имени, ещё и присвоенным (Публий Элий) в честь императора Адриана.
В 260 г. был убит римский полководец Регалиан с согласия солдат по подстрекательству роксолан (сведения из Scriptores Historiae Augustae).
Вооружение и быт

Страбон указывает на наличие у роксолан шлемов и панцирей из сыромятной бычьей кожи, кроме того носившие плетеные щиты в качестве защитного средства. Были у них копья, лук и меч. Все то, что было и у остальных варваров. Тацит указывает на наличие пик, длинных мечей (держали двумя руками), панцирей; было не принято пользоваться щитами (однако Страбон писал обратное). Римский автор оставил подробную характеристику панцирей:
Панцири у них носят все вожди и знать и делают их из пригнанных одна к другой железных пластин или из самой твердой кожи; они действительно непроницаемы для стрел и камней, но если человека в таком панцире удается свалить на землю, то подняться сам он уже не может.
.
По мнению Тацита, роксоланы в пешем бою представляли собой слабое войско, однако мало кто мог противостоять натиску их конных орд.
Касаемо кочевников, Страбон писал:
...их войлочные палатки прикрепляются к кибиткам, в которых они живут. Вокруг палаток пасется скот, молоком, сыром и мясом которого они питаются. Они следуют за пастбищами, всегда по очереди выбирая богатые травой места, зимой на болотах около Меотиды, а летом на равнинах
.
Роксоланские правители

Тазий — жил во времена Митридата VI Евпатора (конец II в. до н. э.), упоминается Страбоном..
Распараган — жил во времена императора Адриана (II в. н. э.), в одной из эпиграфических надписей, сопоставим с анонимным правителем роксолан в Scriptores Historiae Augustae.

Предполагаемые

Сусаг — жил около 102 г. во время императора Траяна, может быть царем роксолан.
Равсимод — (ум. 332 г.), может быть царем роксолан.
Теории о родстве со славянами

Первым, кто в России предложил отождествлять роксолан с росами/русами, был М. В. Ломоносов.

Он утверждал, что варяги—россы в древности назывались роксоланами или россоланами (так как россы были соединены с аланами), причем верным считал он название россоланы, так как роксоланы являлось искажением греков. Помимо этого, росомонов он называл роксоланами. На том же настаивал Д. И. Иловайский, выражая уверенность в том, что «Рось или Русь и Роксаланы это одно и то же название, один и тот же народ».

Г. В. Вернадский отмечал схожесть первой части названия роксолан с наименованием росов.

По его мнению, название роксолан (или рухс-асы) позднее было принято группой славянских антов. Отождествление первой части названия рокс- с росами проделала и Е. С. Галкина.

В художественной литературе

В повести Александра Волкова «Путешественники в третье тысячелетие» (1960) школьная археологическая экспедиция летом 1951 года в ходе раскопок одного из древних курганов на месте будущего Цимлянского водохранилища обнаружила захоронение вымышленного царя роксоланов — Барракега.

Роксоланы царя Гатала и ревксиналы царя Тасия

(к вопросу о военно-политических союзах сарматских племен во II в. до н. э.)

Лысенко Н. Н.

В 179 г. до н. э. ряд припонтийских государств и правителей, в число которых вошли сарматский царь Гатал и Херсонес, заключили между собой договор дружбы, значительно укреплявший стратегические позиции каждого из участников союза. В том же году аналогичный договор был заключен между Херсонесом и царем Понта Фарнаком I

Весьма вероятно, что гарантом этих договоренностей выступали сарматы, вновь выполнившие свой союзнический долг в отношении Херсонеса. Первым же союзническим актом такого рода стали, по-видимому, военные действия сарматской царицы Амаги против крымских скифов, систематически притеснявших Херсонес . Примечательно, что Полибий, сообщая о заключении вышеупомянутого межгосударственного пакта, называет Гатала одним из владык Европы, что убедительно доказывает значительную военную силу царя сарматов и обширность его владений.

С. В. Полин и А. В. Симоненко высказали сомнение в реальности исторического бытия царицы Амаги, образ которой они считают легендарным. Исследователей не убеждает даже мнение на сей счет М. И. Ростовцева, считавшего, что Амага является реальным историческим персонажем, а сведения о ней восходят к Филарху, описавшему события 272-220 гг. до н. э. [. К сожалению, исследователи не привели в обоснование своей точки зрения сколько-нибудь весомые аргументы, ограничившись декларативным заявлением о наличии якобы какого-то «логического круга», в который М. И. Ростовцев сам себя и поставил своими неверными, по мнению соавторов, датировками времени проникновения сарматов в Скифию .

Как справедливо отметил А. Е. Пуздровский, несмотря на некий оттенок легендарности сведения Полиена об Амаге столь подробны и схожи с исторической ситуацией первой четверти II в. до н. э., что позволили даже локализовать объект нападения сарматов (скифскую царскую ставку) в Неаполе (Керменчике) и связать с ними один из пожаров [19, с. 144; 20, с. 90-91]. Вне зависимости от конкретных датировок пожаров на главной городской площади Неаполя Скифского, которые выдвигаются разными исследователями, большинство из них исходят в своих построениях из признания историчности сведений Полиена об Амаге [5, с. 72-79, 84; 22, с. 56; 30, р. 19-21]. Вполне очевидно, также, что если сарматское царство Амаги в Северной Таврике в начале II в. до н. э. действительно существовало, то царь сарматов Гатал в 179 г. до н. э. не мог не учитывать его интересов и был, скорее всего, законным правопреемником воинственной царицы.

Некоторыми исследователями высказывалось предположение, что территориальным ядром царства Гатала являлся Северный Кавказ [2; 4]. Этот вывод сделан на основании серии находок среднелатенских фибул, хронологически как будто бы соответствующих времени царствования Гатала. Они найдены в сарматских погребениях у ст. Хоперской, в Нижне-Джулатском могильнике, при раскопках Чегемского кургана [1; 6; 7]. Однако, учитывая несомненный факт, что становища скифов — главного врага Херсонеса — располагались на расстоянии не далее 80 километров от стен города, трудно дать логичное объяснение: что могло привлечь херсонеситов в военно-политический союз государств, в котором один из союзников находился на расстоянии 400 км за морем, а другому, чтобы добраться до Перекопа, необходимо было преодолеть не менее 1000 км степей, форсировать Маныч, Дон, Миус и еще несколько десятков больших и малых речек? Очевидно, что пока такого рода союзники собрались бы совершить вооруженную интервенцию в Крым, скифы успели бы не только многократно [44] опустошить хору Херсонеса, но и предпринять планомерный штурм города! Кроме того, предположение об этнополитическом центре царства Гатала на Кавказе противоречит прямому указанию Полибия, что этот сарматский царь являлся «одним из владык Европы» [Polib. XXV.2.12]. Если вспомнить, что по мнению античных географов Азия начиналась за рекой Танаис (Дон), становится очевидным, что Полибий предполагал местонахождение царства Гатала в междуречье Днепра и Дона, т. е. там, где в указанное историческое время располагались кочевья роксолан [Strabo. VII.3.17]. В этом случае в Гатале логично увидеть прямого преемника царицы Амаги, возможно ее сына, брата или иного близкого родича.

С. В. Полин попытался преодолеть имеющееся противоречие между версией о локализации царства Гатала на Кавказе и приведенным выше указанием Полибия. Исследователь предположил, что Полибий руководствовался уже устаревшими к его времени представлениями ионийских географов, согласно которым северная граница Азии проходила по линии Фазис - Каспий - Арал - Сырдарья (последнюю ионийцы путали-де с Танаисом-Доном). Благодаря такому построению оказывалось, что Танаис (Дон) и Северный Кавказ попадали в пределы античной Европы и Гатал с полным основанием мог именоваться европейским владыкой [16].

Как мне представляется, указанная версия С. В. Полина несколько искусственна, поскольку, подозревая в Полибии географическую невежественность, совершенно не учитывает личность этого античного историка. Полибий отнюдь не принадлежал к кругам провинциальных самоучек, творивших свои летописи между прочих дел. Будучи сыном влиятельного политического деятеля Ахейского союза, командующим ахейской конницей, действующим политиком, Полибий, несомненно, получил фундаментальное по тем временам образование, а его политическая деятельность, очевидно, способствовала дальнейшему приобретению новейших знаний. Полибий много путешествовал в свите влиятельного римского полководца и государственного деятеля Сципиона Младшего, который был его другом, а во время своего интернирования в главной столице античного мира, Риме, имел самые широкие возможности для плодотворных научных изысканий. Наконец, сама интеллектуальная концепция научных трудов Полибия, признающая важнейшее значение в развитии исторических процессов не только великих личностей, но и условий географической среды, как будто не свидетельствует о желании этого выдающегося историка пользоваться в своей работе устаревшими географическими представлениями ионийских греков.

М. Б. Щукин, анализируя с археологической точки зрения обоснованность географической локализации царства Гатала на Северном Кавказе, отмечает, что ход эволюции среднелатенских фибул у малоазийских галатов мог отличаться от европейского, поскольку у первых имеется ряд специфических форм — среднелатенские, сочетающие восьмерки и спирали с треугольным копьевидным расширением ножки, «неапольские» с многовитковой [45] подвязкой, «псевдораннелатенские» со свободным концом ножки, вероятно, имевшие некогда подвязку из органического материала. Отмечая, что территория самой Галатии археологически совсем не изучена, а находки указанных фибул на Северном Кавказе и в Северном Причерноморье довольно немногочисленны, ученый приходит к выводу, что еще не существует реальной возможности для разработки обоснованной типологии и точной датировки малоазийских фибул в пределах ΙΙ—Ι вв. до н. э. «Поэтому трудно определить, — завершает свои размышления известный археолог, — какие конкретно находки можно связать с деятельностью Гатала, а какие с последующими событиями времени Митридата Евпатора и его сына Фарнака» [28. с. 139].

Отмеченные выше обстоятельства значительно усиливают гипотезу о местонахождении этнополитического центра сарматского царства Гатала в Подонье и ее роксоланской этнической основе. Вблизи Меотиды роксоланские погребения фиксируются, по-видимому, у с. Васильевка, в курганах 2 и 3 могильника Аккерман I на р. Молочной, у хутора Шевченко. [См.: 24, рис. 43, 44 (II), с. 93-94; 8; 10].

Такому выводу противоречит, на первый взгляд, важная информация Страбона о роксоланах как о союзниках скифов и врагах эллинов, которая в свое время позволила Д. А. Мачинскому выступить с остроумной, но, к сожалению, малообоснованной версией об отсутствии прямой генетической связи между сарматами и роксолано-аланским этносом.

Центральным источником по данной проблеме является, без сомнения, широко известный декрет в честь Диофанта, талантливого полководца Митридата VI Евпатора [IOSPE. I2. 352]. События, о которых повествуется в этом документе, суть следующие.

К могущественному в этот период понтийскому царю Митридату VI Евпатору около 110 г. до н. э. прибывают послы Херсонеса Таврического (вспомним договор 179 г. до н. з. между понтийским царством Фарнака I, Херсонесом и сарматами Гатала) с отчаянной просьбой о помощи против скифов царя Скилура и его сына Палака, которые осадили город. Митридат Евпатор, оценив важнейшее геостратегическое положение Херсонеса (нынешний Севастополь) в бассейне Понта (Черное море), направляет в Крым из Диоскурии (порт на побережье Колхиды) армию под командованием Диофанта. Прибыв к Херсонесу, Диофант успешно выдержал неожиданное нападение на его армию скифов, обратил их в бегство и совершил глубокий рейд по скифским владениям в Крыму.

Экспедиция понтийцев в скифские владения, по-видимому, имела не столько военно-стратегический, сколько демонстрационный эффект, потому что уже весной следующего года скифы легко вернули себе все свои владения, а их царь Палак осенью, перед уборкой хлеба, вновь осадил Херсонес. На сей раз, осада носила еще более угрожающий характер, поскольку запасы хлеба в городе подошли к концу, новый урожай успешно собирали скифы, а бурное осеннее море исключало всякую возможность [46] продовольственного обеспечения с помощью флота. Тем не менее, херсонеситы нашли возможность вновь известить о своей беде Митридата Евпатора, а Диофант, хоть и через два месяца, но все же сумел переплыть море и прийти на помощь погибающему городу. Однако здесь его поджидали уже не только херсонесские эллины и скифы, но и некий народ ревксиналов, числом около пятидесяти тысяч воинов под командованием царя Тасия. Несмотря на явный недостаток наличных сил (Диофант располагал всего шестью тысячами тяжеловооруженных гоплитов), понтийский полководец решился дать бой объединенному ревксинало-скифскому войску. «Сделав разумную диспозицию», т. е. каким-то образом воспользовавшись благоприятным для действий пехоты рельефом местности, Диафант нанес армии варваров сокрушительное поражение.

Страбон рассказывает об этом же эпизоде древней истории Причерноморья так:

«Роксоланы воевали и с полководцами Митридата Евпатора под предводительством Тасия; пришли они на помощь Палаку, сыну Скилура, и считались народом воинственным; однако против сомкнутой и хорошо вооруженной фаланги всякое варварское племя и легко вооруженное войско оказывается бессильным. И действительно, роксоланы в числе почти пятидесяти тысяч не могли устоять против шести тысяч, бывших под начальством митридатова полководца Диофанта, и большинство их погибло. Они носят шлемы и панцири из сырой воловьей кожи и сплетенные из прутьев щиты, а наступательным оружием им служат копья, лук и меч» [Strabo. VII.3.17].

Третьим источником, имеющим весьма важное значение для целей нашего анализа, является выдержка из «Истории» Тацита, посвященная военной организации роксолан. (Напомню, что речь идет о вторжении роксолан в римскую провинцию Мезия зимой 69 г. н. э., т. е. чуть более чем через 150 лет после ревксинало-скифской кампании Диофанта.)

«...Роксоланы, народ сарматского племени, изрубив прошлой зимой две когорты, с большими надеждами вторглись в Мезию числом до девяти тысяч всадников, вследствие своей необузданности и прошлогоднего успеха более думая о грабеже, чем о сражении. Вследствие этого третий легион со вспомогательными войсками напал на них врасплох, когда они беззаботно рассыпались по стране. У римлян все было готово к битве; сарматы же, рассеявшиеся вследствие страсти к добыче или обремененные тяжестью вьюков, были избиваемы, словно связанные, так как скользкие дороги не позволяли их коням проявлять свою быстроту. Замечательно, как вся доблесть сарматов лежит как бы вне их самих. Они крайне трусливы в пешем бою; но, когда они атакуют конными эскадронами (turmas), вряд ли какой строй выдержит их удар. Но тогда, в сырой день и на растаявшем льду, ни пики, ни очень длинные мечи [47] их, которые они держат обеими руками, не годились вследствие спотыкания коней и тяжести их «катафракт». Это — прикрытие их вождей и всех благородных, составленное из железных пластин или очень твердой кожи, непроницаемое для ударов, но для упавших при натиске врагов неудобное при вставании; вместе с тем они увязали в глубоком и рыхлом снегу. Римские солдаты в легких латах нападали с метательными дротиками или длинными копьями и, когда требовалось, легкими мечами кололи врукопашную беззащитных сарматов (ибо у них не в обычае защищаться щитом), пока немногие, уцелевшие в сражении, не скрылись в болотах» [Tac. Hist. 79].

Очевидно, что в приведенных трех источниках есть только две смысловых параллели: между текстом декрета и сообщением Страбона — абсолютно идентичный исторический эпизод (событие); между информацией Страбона и сообщением Тацита — абсолютно идентичный этноним. При этом набор вооружения и вытекающая отсюда тактика роксолан, подразумеваемая у Страбона и детально охарактеризованная Тацитом, описаны подробно и... абсолютно различно — так, словно бы эти античные ученые повествовали бы о военной организации двух совершенно чуждых друг другу народов. Набор наступательного вооружения роксолан у Страбона примитивно универсальный: лук, меч, копья, в сочетании с еще более примитивными средствами защиты — панцирями из воловьей кожи и сплетенными из прутьев щитами. Такое вооружение скорее характерно для пехотных формирований варварских оседлых народов, чем для специализированных турм конницы кочевников. В лучшем случае его может использовать смешанная пехотно-кавалерийская рать, примерно такого же типа организации, как у германских и кельтских племен данного исторического периода. На примитивность боевых действий этой слабо организованной массы как будто бы указывает и сам Страбон, подчеркивая, что «против сомкнутой и хорошо вооруженной фаланги всякое варварское племя и легко вооруженное войско оказывается бессильным», а роксоланы «в числе почти пятидесяти тысяч не могли устоять против шести тысяч» (т. е. были наголову разбиты даже при подавляющем преимуществе в численности войск 8:1).

Роксоланы Тацита вооружены и действуют совершенно иначе. Они имеют специализированное кавалерийское вооружение, обеспечивающее высокую эффективность нападения и защиты в конном строю: пики, длинные мечи (чтобы увеличить расстояние реального поражения противника при рубке с коня), сплошные чешуйчатые латы. Щиты и луки, которые могут только обременять имеющего такой набор вооружения всадника, у сарматов отсутствуют. Их тактика также демонстрирует высочайшую степень организации: они атакуют сплоченными турмами (эскадронами), причем настолько организованно и мощно, что «вряд ли какой строй выдержит их удар» (автор, очевидно, имеет в виду и строй тяжеловооруженных [48] римских легионеров, вообще умевших стойко выдерживать фантастические по силе удары противника).

Указанная разноголосица источников подвигла некоторых исследователей к поиску путей логичного преодоления имеющегося противоречия.

Д. А. Мачинский, сопоставляя тексты различных античных источников (включая приведенное выше сообщение Страбона и декрет в честь Диофанта), пришел к оригинальной версии, что роксоланы не являются сарматским народом. Указанный вывод Д. А. Мачинский сделал на том лишь основании, что роксоланы и сарматы в имеющихся античных источниках не перечисляются через запятую или тире. При этом ученый отчего-то считает, что Тацит, весьма определенно поставивший знак равенства между понятием «сармат» и этнонимом «роксолан», имел лишь один критерий для отнесения того или другого народа к сарматам — кочевой образ жизни. В таком случае непонятно, почему сам Д. А. Мачинский готов в принципе доверять античным источникам, ведь в текстах древних авторов термин «скиф» (который ученый охотно соотносит с этнонимом «роксолан») весьма часто служит просто знаковым символом кочевника вообще или даже варвара вообще. При этом исследователь весьма категорично признал в союзниках скифов декрета в честь Диофанта роксолан, а употребление херсонеситами этнонима «ревксиналы» отнес на неожиданность столкновения жителей Херсонеса «с совершенно новым народом, само имя которого они еще не знали твердо» [12, с. 125].

Более осторожную позицию занял С. М. Перевалов, уделивший некоторое внимание указанной проблеме в специальной работе, посвященной генезису сарматского вооружения. Указав, что для целей его статьи не столь существенно (?) являлись ли роксоланы Тацита одним и тем же народом или нет, автор, тем не менее, склонен усматривать в алогичном скачке от примитивного пехотного типа оружия (у ревксиналов) к сугубо кавалерийскому (у роксолан) закономерную и прогрессивную эволюцию наступательного вооружения [13, с. 65 сл.]. В связи с последним выводом необходимо отметить — древняя история почти не знает примеров столь мгновенного (150 лет — весьма небольшой промежуток времени по меркам эволюции вооружения у древних народов) перехода какого-либо варварского этноса от примитивно-универсального (пехотно-полукавалерийского) типа вооружения к высокоспециализированному кавалерийскому вооружению (а также к соответствующим приемам и тактике боя) [25]. Римляне, эти профессора в науке воевать и прилежные ученики в науке перенимать дельные военные изобретения, впервые столкнулись с парфянскими катафрактариями в 53 г. до н. э. (битва при Каррах) и, конечно, вполне могли оценить высочайшую эффективность этого нового кавалерийского строя. (Под термином «строй» я подразумеваю здесь известную тактическую триаду — неразрывное единство (и взаимозависимость) типа вооружения, приемов его применения и тактики боевого использования соответствующим образом вооруженных формирований). Однако собственные кавалерийские [49] соединения катафрактариев, вооруженных полноценной сарматской оружейной триадой (тяжелая пика, длинный меч, защитный панцирь), у них появились только спустя более 150 лет — в эпоху императора Адриана (117-138 гг. н. э.). Но это римляне — самая высокоразвитая и самая богатая нация античного мира! Неужели можно всерьез предполагать, что те же 150 лет оказались достаточным сроком для подобной же эволюции у неких ревксиналов, еще в 110 г. до н.э. бросающихся на железные сариссы греков практически беззащитными — с плетеными щитами и воловьими шлемами?

Еще более невероятным кажется предположение Д. А. Мачинского о неосведомленности херсонеситов в этническом наименовании народа, который на них же напал (?!). Предполагать, что жители Херсонеса за два с лишним месяца осады (да и впоследствии — из показаний пленных врагов) не смогли установить правильное звучание этнонима ревксиналов — равнозначно утверждению, что русские вряд ли могли точно установить этническую принадлежность немцев и их самоназвание за два месяца войны с Германией.

Столь же умозрительным (чтобы не сказать — откровенно, неправдоподобным) представляется мнение С. В. Полина и А. В. Симоненко об ошибке резчика или автора декрета в честь Диофанта, которые якобы «перепутали» роксолан с ревксиналами и, соответственно, исказили этноним в тексте декрета [17, с. 94].

Ключ к правильному ответу на противоречивую дилемму, на мой взгляд, следует искать не в нарочитом истолковании (почти всегда вынужденно искусственном, либо алогичном) сведений источника, а в информации самого источника, в данном случае вполне достаточной.

Поскольку мы установили, что, вряд ли имеются основания предполагать, что ревксиналы, имеющие в 110 г. до н. э. примитивное пехотно-полукавалерийское оружие, могли за 150 лет совершить почти революцию в области вооружений и средств защиты, неизбежен вывод: ревксиналы декрета в честь Диофанта и роксоланы Тацита являются разными и генетически чуждыми друг другу народами. При этом как декрет в честь понтийского полководца, так и сообщение Тацита о роксоланах заслуживают, по-видимому, полного доверия, в силу очевидной конкретности и полноты приведенных сведений. Эти достоинства указанных источников неслучайны, они являются следствием высокой информированности их авторов о предмете повествования. Автор декрета в честь Диофанта был, конечно, современником того события, о котором писал, и ему не было нужды в осторожных или намеренно расплывчатых формулировках. Тацит (родился около 55 — умер около 120 гг. н. э.) был, несомненно, одним из самых информированных людей своего времени. Исполняя в период 88—112 гг. н. э. высокие государственные должности (претор, консул, проконсул римской провинции Азия), активно занимаясь историографией, великий историк имел все возможности собрать о сарматах вообще и роксоланах в частности [50] всю необходимую информацию. Сделать это было несложно — начиная с начала 60-х годов н. э. роксоланы, совместно с языгами (царскими сарматами), начинают активное наступление на римскую провинцию Мезия [CIL XIV. 3608 = Dessau 986], поэтому подробные сведения о них, конечно же, имелись в структурах государственного аппарата Империи, к которым принадлежал и сам Тацит.

В противоположность римлянину, Страбон в информационном отношении находился в гораздо более стесненных обстоятельствах, поскольку в его время (умер в 24 г. н. э., работал над текстом «Географии» вплоть до 18 г. н. э.) роксоланы еще находились в глубинах своих причерноморских степей и, вероятно, не столь активно тревожили греко-латинскую периферию. Скорее всего, Страбон знал о роксоланах только понаслышке, вероятно от третьих лиц. От них же ему стали известны события ревксинало-понтийского столкновения в окрестностях Херсонеса. Затрудняясь, по-видимому вопросом — к какому народу следует отнести неведомых доселе ревксиналов, — Страбон из соображений косвенного фонетического сходства при произношении отнес их к роксоланам — столь же произвольно и безапелляционно, как и последних к бастарнам. Возможно, что в этой добросовестной этнологической нелепице (отнести сугубо кочевое, иранское племя к кельто-германскому конгломерату народов), вызванной недостатком базовой информации, скрыта подлинная причина, казалось бы, логически никак не объяснимой трансформации ревксиналов в роксоланы. Впрочем, сам Страбон не скрывает чрезвычайной фрагментарности своих представлений об этногеографии северных припонтийских земель. «Что же находится за Германией, — пишет античный географ, — и что за другими странами, к ней прилежащими, — нужно ли принять бастарнов, как предполагает большинство, или другие народы между ними и германцами, или языгов, или роксоланов, или каких-либо других, из числа живущих в повозках, — это сказать нелегко; трудно также сказать, простираются ли они до океана на всем протяжении суши, или есть там какая-либо страна, необитаемая вследствие холода или по другой причине, или следует другое племя, живущее между морем и восточными германцами. Точно такая же неизвестность господствует и относительно прочих северных стран, лежащих далее: ибо мы не знаем ни бастарнов, ни савроматов и вообще никого из живущих выше Понта; не знаем ни того, насколько они удалены от Атлантического моря, ни соприкасаются ли они с ним» [Strabo. VII. 2. 4]. В другой части своего труда Страбон вновь подчеркивает, что ему неизвестно «живут ли какие-нибудь народы выше роксоланов». (См. приведенный выше отрывок — Strabo. VII. 3. 17). Таким образом, роксоланы это как бы живой предел этногеографических представлений Страбона — столь же далекий, сколь и неясный. Нельзя исключать, что именно это положение неясности этнического происхождения роксолан, чрезвычайной удаленности их кочевий к краю античной ойкумены повлияло на [51] решение Страбона считать ревксиналов частью этого сарматского племени (если только ученый грек сам знал версию ревксинало-понтайской войны в том виде, как ее трактует декрет в честь Диофанта, а не получил ее уже готовый «роксоланский» вариант от одного из своих информаторов). Возможно также, что Страбон назвал ревксиналов роксоланами не по ошибке, а вполне осознанно, считая последних одним из довольно известных племен бастарнов, а в ревксиналах усматривая очевидные бастарнские этнические черты.

Так кто же такие эти загадочные ревксиналы? К какому народу или союзу племен следует отнести их несчастный пятидесятитысячный отряд под командованием Тасия, забредший в крымскую западню за богатой добычей и нашедший здесь свою гибель?

Ревксиналы относятся, по-видимому, к бастарнскому союзу племен, точнее к так называемым «поздним бастарнам» конца II—I вв. до н. э., и связаны с южной ветвью поянешты-лукашевской культуры, близкой памятникам зарубинецкого типа. Этнический ареал «поздних бастарнов» захватывал Южный Буг и южную часть Среднего Поднепровья, а воинственность их вождей распространялась на огромную территорию вплоть до Македонии. Особая активность региональных перемещений бастарнов отмечается исследователями как раз в середине — конце II века до н. э. и связана с окончательным формированием всех групп зарубинецкой и пшеворской культур [9;14; 27, с. 89 и сл.]. В этот период или даже несколько ранее племена бастарнов становятся одним из важнейших факторов политической нестабильности на значительном пространстве от бассейна Южного Буга до Дуная. По крайней мере на протяжении всего периода от II в. до н. э. до III в. н. э. бастарны, являющиеся огромной конфедерацией кельтских (возможно и германских) племен, упоминаются всеми источниками, когда речь заходит о Северо-Западном Причерноморье, нижнем Подунавье или Прикарпатье [27, с. 89 и сл.]. Поэтому представляется весьма вероятным, что Тасий, один из вождей среднеднепровских или южнобугских бастарнов-ревксиналов, мог откликнуться на предложение царя крымских скифов Палака и принять участие в объединенной ревксинало-скифской военной экспедиции на Херсонес. Универсальный набор примитивного вооружения, смешанный строй конных и пеших воинов, столь характерный для кельтов и германцев, слабая внутренняя организация войска, напоминающего скорее случайную толпу соплеменников, чем специально подготовленное формирование — все эти по своему яркие черты как будто бы говорят о правильности такого предположения [Liv. Hist. XLIV.26.2-3; Тас. Germ. 6].

Археологические материалы с территории Северной Таврики и Крыма, на мой взгляд, не противоречат предложенной гипотезе. Выше уже указывалось, что бастарнский союз племен с достаточным основанием может быть отождествлен в археологическом аспекте с зарубинецко-поянештской культурной общностью [28, с. 153]. Памятники зарубинецкой культуры достаточно [52] многочисленны в Северной Таврике, имеются они и в самом Крыму [3; 11]. На акрополе Каменского городища найдено погребение представителя высшей аристократии, похороненного, как это делали и в Неаполе Скифском, около стены крепости, с золотыми наглазниками и нагубником, с «мегарской» краснолаковой чашей и с мисочкой зарубинецкого облика [15, с. 128, 139, рис.12, 4]. Логично предположить, что в этом погребении был захоронен один из военных атташе бастарнов, который постоянно проживал в среде скифов и чья деятельность была направлена на координацию военно-политических усилий союзных племен. Рассматривая роксолан царства Амаги — Гатала как своих давних и весьма опасных врагов, приднепровские и крымские скифы должны были, по логике, искать этим врагам соответствующий военно-политический противовес. Инертные северо-понтийские греки для этой роли совершенно не годились, германцы и фракийцы находились слишком далеко, а значит оставались только воинственные и генетически чуждые сарматам бастарны. Их родовые земли располагались достаточно близко — в междуречье Буга и Днепра, захватывая также и среднюю часть днепровского Правобережья [28, с. 164-165, рис. 62-63]. Роксоланы кочевали к юго-востоку от земель бастарнов, а с военно-стратегической точки зрения их кочевья оказывались как бы сжатыми между владениями бастарнов на севере и укрепленными скифскими городищами — на юге.

Этот вывод находит свое подтверждение в античных источниках. В известном трактате Птолемея в этногеографическом описании античной ойкумены читаем:

«...У поворота реки Танаиса — [живут] офлоны и танаиты, за ними осилы до роксолан; между гамаксобиями и роксоланами — [живут] ревкиналы и эксобигиты, затем между певкинами и бастернами карпианы, выше их — гевины, далее — бодины» [Ptol. III.5.10].

Известно, что Птолемей писал свой трактат во II в. н. э., т.е. почти на два столетия позже Страбона. Представления античных ученых об этнокарте Северного Причерноморья в эту эпоху были уже значительно четче и яснее, чем во времена Страбона. Именно поэтому Птолемей весьма четко отличает ревкиналов (ревксиналов) от роксолан, а последних от бастарнов. (Напомню, что Страбон фактически ставил знак тождества между роксоланами и бастарнами [Strabo. VII.3.17]). Таким образом, вполне очевидно, что роксоланы не принимали участия в военных набегах скифов Палака на Херсонес (что логично увязывается с другими сообщениями источников о сарматах Нижнего Дона). Напротив, можно предположить, что и к концу II века до н. э. роксоланы царства Гатала по-прежнему оставались важным элементом системы коллективной межгосударственной безопасности в Северном Причерноморье, основанной на договоре 179 г. до н. э.

Роксоланы царя Гатала и ревксиналы царя Тасия

(к вопросу о военно-политических союзах сарматских племен во II в. до н. э.)

Лысенко Н. Н.

В 179 г. до н. э. ряд припонтийских государств и правителей, в число которых вошли сарматский царь Гатал и Херсонес, заключили между собой договор дружбы, значительно укреплявший стратегические позиции каждого из участников союза. В том же году аналогичный договор был заключен между Херсонесом и царем Понта Фарнаком I . Весьма вероятно, что гарантом этих договоренностей выступали сарматы, вновь выполнившие свой союзнический долг в отношении Херсонеса . Первым же союзническим актом такого рода стали, по-видимому, военные действия сарматской царицы Амаги против крымских скифов, систематически притеснявших Херсонес . Примечательно, что Полибий, сообщая о заключении вышеупомянутого межгосударственного пакта, называет Гатала одним из владык Европы, что убедительно доказывает значительную военную силу царя сарматов и обширность его владений .

Как справедливо отметил А. Е. Пуздровский, несмотря на некий оттенок легендарности сведения Полиена об Амаге столь подробны и схожи с исторической ситуацией первой четверти II в. до н. э., что позволили даже локализовать объект нападения сарматов (скифскую царскую ставку) в Неаполе (Керменчике) и связать с ними один из пожаров [19, с. 144; 20, с. 90-91]. Вне зависимости от конкретных датировок пожаров на главной городской площади Неаполя Скифского, которые выдвигаются разными исследователями, большинство из них исходят в своих построениях из признания историчности сведений Полиена об Амаге [5, с. 72-79, 84; 22, с. 56; 30, р. 19-21]. Вполне очевидно, также, что если сарматское царство Амаги в Северной Таврике в начале II в. до н. э. действительно существовало, то царь сарматов Гатал в 179 г. до н. э. не мог не учитывать его интересов и был, скорее всего, законным правопреемником воинственной царицы.

Некоторыми исследователями высказывалось предположение, что территориальным ядром царства Гатала являлся Северный Кавказ [2; 4]. Этот вывод сделан на основании серии находок среднелатенских фибул, хронологически как будто бы соответствующих времени царствования Гатала. Они найдены в сарматских погребениях у ст. Хоперской, в Нижне-Джулатском могильнике, при раскопках Чегемского кургана [1; 6; 7]. Однако, учитывая несомненный факт, что становища скифов — главного врага Херсонеса — располагались на расстоянии не далее 80 километров от стен города, трудно дать логичное объяснение: что могло привлечь херсонеситов в военно-политический союз государств, в котором один из союзников находился на расстоянии 400 км за морем, а другому, чтобы добраться до Перекопа, необходимо было преодолеть не менее 1000 км степей, форсировать Маныч, Дон, Миус и еще несколько десятков больших и малых речек? Очевидно, что пока такого рода союзники собрались бы совершить вооруженную интервенцию в Крым, скифы успели бы не только многократно [44] опустошить хору Херсонеса, но и предпринять планомерный штурм города! Кроме того, предположение об этнополитическом центре царства Гатала на Кавказе противоречит прямому указанию Полибия, что этот сарматский царь являлся «одним из владык Европы» [Polib. XXV.2.12]. Если вспомнить, что по мнению античных географов Азия начиналась за рекой Танаис (Дон), становится очевидным, что Полибий предполагал местонахождение царства Гатала в междуречье Днепра и Дона, т. е. там, где в указанное историческое время располагались кочевья роксолан [Strabo. VII.3.17]. В этом случае в Гатале логично увидеть прямого преемника царицы Амаги, возможно ее сына, брата или иного близкого родича.

С. В. Полин попытался преодолеть имеющееся противоречие между версией о локализации царства Гатала на Кавказе и приведенным выше указанием Полибия. Исследователь предположил, что Полибий руководствовался уже устаревшими к его времени представлениями ионийских географов, согласно которым северная граница Азии проходила по линии Фазис - Каспий - Арал - Сырдарья (последнюю ионийцы путали-де с Танаисом-Доном). Благодаря такому построению оказывалось, что Танаис (Дон) и Северный Кавказ попадали в пределы античной Европы и Гатал с полным основанием мог именоваться европейским владыкой [16].

Как мне представляется, указанная версия С. В. Полина несколько искусственна, поскольку, подозревая в Полибии географическую невежественность, совершенно не учитывает личность этого античного историка. Полибий отнюдь не принадлежал к кругам провинциальных самоучек, творивших свои летописи между прочих дел. Будучи сыном влиятельного политического деятеля Ахейского союза, командующим ахейской конницей, действующим политиком, Полибий, несомненно, получил фундаментальное по тем временам образование, а его политическая деятельность, очевидно, способствовала дальнейшему приобретению новейших знаний. Полибий много путешествовал в свите влиятельного римского полководца и государственного деятеля Сципиона Младшего, который был его другом, а во время своего интернирования в главной столице античного мира, Риме, имел самые широкие возможности для плодотворных научных изысканий. Наконец, сама интеллектуальная концепция научных трудов Полибия, признающая важнейшее значение в развитии исторических процессов не только великих личностей, но и условий географической среды, как будто не свидетельствует о желании этого выдающегося историка пользоваться в своей работе устаревшими географическими представлениями ионийских греков.

М. Б. Щукин, анализируя с археологической точки зрения обоснованность географической локализации царства Гатала на Северном Кавказе, отмечает, что ход эволюции среднелатенских фибул у малоазийских галатов мог отличаться от европейского, поскольку у первых имеется ряд специфических форм — среднелатенские, сочетающие восьмерки и спирали с треугольным копьевидным расширением ножки, «неапольские» с многовитковой [45] подвязкой, «псевдораннелатенские» со свободным концом ножки, вероятно, имевшие некогда подвязку из органического материала. Отмечая, что территория самой Галатии археологически совсем не изучена, а находки указанных фибул на Северном Кавказе и в Северном Причерноморье довольно немногочисленны, ученый приходит к выводу, что еще не существует реальной возможности для разработки обоснованной типологии и точной датировки малоазийских фибул в пределах ΙΙ—Ι вв. до н. э. «Поэтому трудно определить, — завершает свои размышления известный археолог, — какие конкретно находки можно связать с деятельностью Гатала, а какие с последующими событиями времени Митридата Евпатора и его сына Фарнака» [28. с. 139].

Отмеченные выше обстоятельства значительно усиливают гипотезу о местонахождении этнополитического центра сарматского царства Гатала в Подонье и ее роксоланской этнической основе. Вблизи Меотиды роксоланские погребения фиксируются, по-видимому, у с. Васильевка, в курганах 2 и 3 могильника Аккерман I на р. Молочной, у хутора Шевченко. [См.: 24, рис. 43, 44 (II), с. 93-94; 8; 10].

Такому выводу противоречит, на первый взгляд, важная информация Страбона о роксоланах как о союзниках скифов и врагах эллинов, которая в свое время позволила Д. А. Мачинскому выступить с остроумной, но, к сожалению, малообоснованной версией об отсутствии прямой генетической связи между сарматами и роксолано-аланским этносом.

Центральным источником по данной проблеме является, без сомнения, широко известный декрет в честь Диофанта, талантливого полководца Митридата VI Евпатора [IOSPE. I2. 352]. События, о которых повествуется в этом документе, суть следующие.

К могущественному в этот период понтийскому царю Митридату VI Евпатору около 110 г. до н. э. прибывают послы Херсонеса Таврического (вспомним договор 179 г. до н. з. между понтийским царством Фарнака I, Херсонесом и сарматами Гатала) с отчаянной просьбой о помощи против скифов царя Скилура и его сына Палака, которые осадили город. Митридат Евпатор, оценив важнейшее геостратегическое положение Херсонеса (нынешний Севастополь) в бассейне Понта (Черное море), направляет в Крым из Диоскурии (порт на побережье Колхиды) армию под командованием Диофанта. Прибыв к Херсонесу, Диофант успешно выдержал неожиданное нападение на его армию скифов, обратил их в бегство и совершил глубокий рейд по скифским владениям в Крыму.

Экспедиция понтийцев в скифские владения, по-видимому, имела не столько военно-стратегический, сколько демонстрационный эффект, потому что уже весной следующего года скифы легко вернули себе все свои владения, а их царь Палак осенью, перед уборкой хлеба, вновь осадил Херсонес. На сей раз, осада носила еще более угрожающий характер, поскольку запасы хлеба в городе подошли к концу, новый урожай успешно собирали скифы, а бурное осеннее море исключало всякую возможность [46] продовольственного обеспечения с помощью флота. Тем не менее, херсонеситы нашли возможность вновь известить о своей беде Митридата Евпатора, а Диофант, хоть и через два месяца, но все же сумел переплыть море и прийти на помощь погибающему городу. Однако здесь его поджидали уже не только херсонесские эллины и скифы, но и некий народ ревксиналов, числом около пятидесяти тысяч воинов под командованием царя Тасия. Несмотря на явный недостаток наличных сил (Диофант располагал всего шестью тысячами тяжеловооруженных гоплитов), понтийский полководец решился дать бой объединенному ревксинало-скифскому войску. «Сделав разумную диспозицию», т. е. каким-то образом воспользовавшись благоприятным для действий пехоты рельефом местности, Диафант нанес армии варваров сокрушительное поражение.

Страбон рассказывает об этом же эпизоде древней истории Причерноморья так:

«Роксоланы воевали и с полководцами Митридата Евпатора под предводительством Тасия; пришли они на помощь Палаку, сыну Скилура, и считались народом воинственным; однако против сомкнутой и хорошо вооруженной фаланги всякое варварское племя и легко вооруженное войско оказывается бессильным. И действительно, роксоланы в числе почти пятидесяти тысяч не могли устоять против шести тысяч, бывших под начальством митридатова полководца Диофанта, и большинство их погибло. Они носят шлемы и панцири из сырой воловьей кожи и сплетенные из прутьев щиты, а наступательным оружием им служат копья, лук и меч» [Strabo. VII.3.17].

Третьим источником, имеющим весьма важное значение для целей нашего анализа, является выдержка из «Истории» Тацита, посвященная военной организации роксолан. (Напомню, что речь идет о вторжении роксолан в римскую провинцию Мезия зимой 69 г. н. э., т. е. чуть более чем через 150 лет после ревксинало-скифской кампании Диофанта.)

«...Роксоланы, народ сарматского племени, изрубив прошлой зимой две когорты, с большими надеждами вторглись в Мезию числом до девяти тысяч всадников, вследствие своей необузданности и прошлогоднего успеха более думая о грабеже, чем о сражении. Вследствие этого третий легион со вспомогательными войсками напал на них врасплох, когда они беззаботно рассыпались по стране. У римлян все было готово к битве; сарматы же, рассеявшиеся вследствие страсти к добыче или обремененные тяжестью вьюков, были избиваемы, словно связанные, так как скользкие дороги не позволяли их коням проявлять свою быстроту. Замечательно, как вся доблесть сарматов лежит как бы вне их самих. Они крайне трусливы в пешем бою; но, когда они атакуют конными эскадронами (turmas), вряд ли какой строй выдержит их удар. Но тогда, в сырой день и на растаявшем льду, ни пики, ни очень длинные мечи [47] их, которые они держат обеими руками, не годились вследствие спотыкания коней и тяжести их «катафракт». Это — прикрытие их вождей и всех благородных, составленное из железных пластин или очень твердой кожи, непроницаемое для ударов, но для упавших при натиске врагов неудобное при вставании; вместе с тем они увязали в глубоком и рыхлом снегу. Римские солдаты в легких латах нападали с метательными дротиками или длинными копьями и, когда требовалось, легкими мечами кололи врукопашную беззащитных сарматов (ибо у них не в обычае защищаться щитом), пока немногие, уцелевшие в сражении, не скрылись в болотах» [Tac. Hist. 79].

Очевидно, что в приведенных трех источниках есть только две смысловых параллели: между текстом декрета и сообщением Страбона — абсолютно идентичный исторический эпизод (событие); между информацией Страбона и сообщением Тацита — абсолютно идентичный этноним. При этом набор вооружения и вытекающая отсюда тактика роксолан, подразумеваемая у Страбона и детально охарактеризованная Тацитом, описаны подробно и... абсолютно различно — так, словно бы эти античные ученые повествовали бы о военной организации двух совершенно чуждых друг другу народов. Набор наступательного вооружения роксолан у Страбона примитивно универсальный: лук, меч, копья, в сочетании с еще более примитивными средствами защиты — панцирями из воловьей кожи и сплетенными из прутьев щитами. Такое вооружение скорее характерно для пехотных формирований варварских оседлых народов, чем для специализированных турм конницы кочевников. В лучшем случае его может использовать смешанная пехотно-кавалерийская рать, примерно такого же типа организации, как у германских и кельтских племен данного исторического периода. На примитивность боевых действий этой слабо организованной массы как будто бы указывает и сам Страбон, подчеркивая, что «против сомкнутой и хорошо вооруженной фаланги всякое варварское племя и легко вооруженное войско оказывается бессильным», а роксоланы «в числе почти пятидесяти тысяч не могли устоять против шести тысяч» (т. е. были наголову разбиты даже при подавляющем преимуществе в численности войск 8:1).

Роксоланы Тацита вооружены и действуют совершенно иначе. Они имеют специализированное кавалерийское вооружение, обеспечивающее высокую эффективность нападения и защиты в конном строю: пики, длинные мечи (чтобы увеличить расстояние реального поражения противника при рубке с коня), сплошные чешуйчатые латы. Щиты и луки, которые могут только обременять имеющего такой набор вооружения всадника, у сарматов отсутствуют. Их тактика также демонстрирует высочайшую степень организации: они атакуют сплоченными турмами (эскадронами), причем настолько организованно и мощно, что «вряд ли какой строй выдержит их удар» (автор, очевидно, имеет в виду и строй тяжеловооруженных [48] римских легионеров, вообще умевших стойко выдерживать фантастические по силе удары противника).

Указанная разноголосица источников подвигла некоторых исследователей к поиску путей логичного преодоления имеющегося противоречия.

Д. А. Мачинский, сопоставляя тексты различных античных источников (включая приведенное выше сообщение Страбона и декрет в честь Диофанта), пришел к оригинальной версии, что роксоланы не являются сарматским народом. Указанный вывод Д. А. Мачинский сделал на том лишь основании, что роксоланы и сарматы в имеющихся античных источниках не перечисляются через запятую или тире. При этом ученый отчего-то считает, что Тацит, весьма определенно поставивший знак равенства между понятием «сармат» и этнонимом «роксолан», имел лишь один критерий для отнесения того или другого народа к сарматам — кочевой образ жизни. В таком случае непонятно, почему сам Д. А. Мачинский готов в принципе доверять античным источникам, ведь в текстах древних авторов термин «скиф» (который ученый охотно соотносит с этнонимом «роксолан») весьма часто служит просто знаковым символом кочевника вообще или даже варвара вообще. При этом исследователь весьма категорично признал в союзниках скифов декрета в честь Диофанта роксолан, а употребление херсонеситами этнонима «ревксиналы» отнес на неожиданность столкновения жителей Херсонеса «с совершенно новым народом, само имя которого они еще не знали твердо» [12, с. 125].

Более осторожную позицию занял С. М. Перевалов, уделивший некоторое внимание указанной проблеме в специальной работе, посвященной генезису сарматского вооружения. Указав, что для целей его статьи не столь существенно (?) являлись ли роксоланы Тацита одним и тем же народом или нет, автор, тем не менее, склонен усматривать в алогичном скачке от примитивного пехотного типа оружия (у ревксиналов) к сугубо кавалерийскому (у роксолан) закономерную и прогрессивную эволюцию наступательного вооружения [13, с. 65 сл.]. В связи с последним выводом необходимо отметить — древняя история почти не знает примеров столь мгновенного (150 лет — весьма небольшой промежуток времени по меркам эволюции вооружения у древних народов) перехода какого-либо варварского этноса от примитивно-универсального (пехотно-полукавалерийского) типа вооружения к высокоспециализированному кавалерийскому вооружению (а также к соответствующим приемам и тактике боя) [25]. Римляне, эти профессора в науке воевать и прилежные ученики в науке перенимать дельные военные изобретения, впервые столкнулись с парфянскими катафрактариями в 53 г. до н. э. (битва при Каррах) и, конечно, вполне могли оценить высочайшую эффективность этого нового кавалерийского строя. (Под термином «строй» я подразумеваю здесь известную тактическую триаду — неразрывное единство (и взаимозависимость) типа вооружения, приемов его применения и тактики боевого использования соответствующим образом вооруженных формирований). Однако собственные кавалерийские [49] соединения катафрактариев, вооруженных полноценной сарматской оружейной триадой (тяжелая пика, длинный меч, защитный панцирь), у них появились только спустя более 150 лет — в эпоху императора Адриана (117-138 гг. н. э.) [23, с. 130-132; 29]. Но это римляне — самая высокоразвитая и самая богатая нация античного мира! Неужели можно всерьез предполагать, что те же 150 лет оказались достаточным сроком для подобной же эволюции у неких ревксиналов, еще в 110 г. до н.э. бросающихся на железные сариссы греков практически беззащитными — с плетеными щитами и воловьими шлемами?

Еще более невероятным кажется предположение Д. А. Мачинского о неосведомленности херсонеситов в этническом наименовании народа, который на них же напал (?!). Предполагать, что жители Херсонеса за два с лишним месяца осады (да и впоследствии — из показаний пленных врагов) не смогли установить правильное звучание этнонима ревксиналов — равнозначно утверждению, что русские вряд ли могли точно установить этническую принадлежность немцев и их самоназвание за два месяца войны с Германией.

Столь же умозрительным (чтобы не сказать — откровенно, неправдоподобным) представляется мнение С. В. Полина и А. В. Симоненко об ошибке резчика или автора декрета в честь Диофанта, которые якобы «перепутали» роксолан с ревксиналами и, соответственно, исказили этноним в тексте декрета [17, с. 94].

Ключ к правильному ответу на противоречивую дилемму, на мой взгляд, следует искать не в нарочитом истолковании (почти всегда вынужденно искусственном, либо алогичном) сведений источника, а в информации самого источника, в данном случае вполне достаточной.

Поскольку мы установили, что, вряд ли имеются основания предполагать, что ревксиналы, имеющие в 110 г. до н. э. примитивное пехотно-полукавалерийское оружие, могли за 150 лет совершить почти революцию в области вооружений и средств защиты, неизбежен вывод: ревксиналы декрета в честь Диофанта и роксоланы Тацита являются разными и генетически чуждыми друг другу народами. При этом как декрет в честь понтийского полководца, так и сообщение Тацита о роксоланах заслуживают, по-видимому, полного доверия, в силу очевидной конкретности и полноты приведенных сведений. Эти достоинства указанных источников неслучайны, они являются следствием высокой информированности их авторов о предмете повествования. Автор декрета в честь Диофанта был, конечно, современником того события, о котором писал, и ему не было нужды в осторожных или намеренно расплывчатых формулировках. Тацит (родился около 55 — умер около 120 гг. н. э.) был, несомненно, одним из самых информированных людей своего времени. Исполняя в период 88—112 гг. н. э. высокие государственные должности (претор, консул, проконсул римской провинции Азия), активно занимаясь историографией, великий историк имел все возможности собрать о сарматах вообще и роксоланах в частности [50] всю необходимую информацию. Сделать это было несложно — начиная с начала 60-х годов н. э. роксоланы, совместно с языгами (царскими сарматами), начинают активное наступление на римскую провинцию Мезия [CIL XIV. 3608 = Dessau 986], поэтому подробные сведения о них, конечно же, имелись в структурах государственного аппарата Империи, к которым принадлежал и сам Тацит.

В противоположность римлянину, Страбон в информационном отношении находился в гораздо более стесненных обстоятельствах, поскольку в его время (умер в 24 г. н. э., работал над текстом «Географии» вплоть до 18 г. н. э.) роксоланы еще находились в глубинах своих причерноморских степей и, вероятно, не столь активно тревожили греко-латинскую периферию. Скорее всего, Страбон знал о роксоланах только понаслышке, вероятно от третьих лиц. От них же ему стали известны события ревксинало-понтийского столкновения в окрестностях Херсонеса. Затрудняясь, по-видимому вопросом — к какому народу следует отнести неведомых доселе ревксиналов, — Страбон из соображений косвенного фонетического сходства при произношении отнес их к роксоланам — столь же произвольно и безапелляционно, как и последних к бастарнам. Возможно, что в этой добросовестной этнологической нелепице (отнести сугубо кочевое, иранское племя к кельто-германскому конгломерату народов), вызванной недостатком базовой информации, скрыта подлинная причина, казалось бы, логически никак не объяснимой трансформации ревксиналов в роксоланы. Впрочем, сам Страбон не скрывает чрезвычайной фрагментарности своих представлений об этногеографии северных припонтийских земель. «Что же находится за Германией, — пишет античный географ, — и что за другими странами, к ней прилежащими, — нужно ли принять бастарнов, как предполагает большинство, или другие народы между ними и германцами, или языгов, или роксоланов, или каких-либо других, из числа живущих в повозках, — это сказать нелегко; трудно также сказать, простираются ли они до океана на всем протяжении суши, или есть там какая-либо страна, необитаемая вследствие холода или по другой причине, или следует другое племя, живущее между морем и восточными германцами. Точно такая же неизвестность господствует и относительно прочих северных стран, лежащих далее: ибо мы не знаем ни бастарнов, ни савроматов и вообще никого из живущих выше Понта; не знаем ни того, насколько они удалены от Атлантического моря, ни соприкасаются ли они с ним» [Strabo. VII. 2. 4]. В другой части своего труда Страбон вновь подчеркивает, что ему неизвестно «живут ли какие-нибудь народы выше роксоланов». (См. приведенный выше отрывок — Strabo. VII. 3. 17). Таким образом, роксоланы это как бы живой предел этногеографических представлений Страбона — столь же далекий, сколь и неясный. Нельзя исключать, что именно это положение неясности этнического происхождения роксолан, чрезвычайной удаленности их кочевий к краю античной ойкумены повлияло на [51] решение Страбона считать ревксиналов частью этого сарматского племени (если только ученый грек сам знал версию ревксинало-понтайской войны в том виде, как ее трактует декрет в честь Диофанта, а не получил ее уже готовый «роксоланский» вариант от одного из своих информаторов). Возможно также, что Страбон назвал ревксиналов роксоланами не по ошибке, а вполне осознанно, считая последних одним из довольно известных племен бастарнов, а в ревксиналах усматривая очевидные бастарнские этнические черты.

Так кто же такие эти загадочные ревксиналы? К какому народу или союзу племен следует отнести их несчастный пятидесятитысячный отряд под командованием Тасия, забредший в крымскую западню за богатой добычей и нашедший здесь свою гибель?

Ревксиналы относятся, по-видимому, к бастарнскому союзу племен, точнее к так называемым «поздним бастарнам» конца II—I вв. до н. э., и связаны с южной ветвью поянешты-лукашевской культуры, близкой памятникам зарубинецкого типа. Этнический ареал «поздних бастарнов» захватывал Южный Буг и южную часть Среднего Поднепровья, а воинственность их вождей распространялась на огромную территорию вплоть до Македонии. Особая активность региональных перемещений бастарнов отмечается исследователями как раз в середине — конце II века до н. э. и связана с окончательным формированием всех групп зарубинецкой и пшеворской культур [9;14; 27, с. 89 и сл.]. В этот период или даже несколько ранее племена бастарнов становятся одним из важнейших факторов политической нестабильности на значительном пространстве от бассейна Южного Буга до Дуная. По крайней мере на протяжении всего периода от II в. до н. э. до III в. н. э. бастарны, являющиеся огромной конфедерацией кельтских (возможно и германских) племен, упоминаются всеми источниками, когда речь заходит о Северо-Западном Причерноморье, нижнем Подунавье или Прикарпатье [27, с. 89 и сл.]. Поэтому представляется весьма вероятным, что Тасий, один из вождей среднеднепровских или южнобугских бастарнов-ревксиналов, мог откликнуться на предложение царя крымских скифов Палака и принять участие в объединенной ревксинало-скифской военной экспедиции на Херсонес. Универсальный набор примитивного вооружения, смешанный строй конных и пеших воинов, столь характерный для кельтов и германцев, слабая внутренняя организация войска, напоминающего скорее случайную толпу соплеменников, чем специально подготовленное формирование — все эти по своему яркие черты как будто бы говорят о правильности такого предположения .

Археологические материалы с территории Северной Таврики и Крыма, на мой взгляд, не противоречат предложенной гипотезе. Выше уже указывалось, что бастарнский союз племен с достаточным основанием может быть отождествлен в археологическом аспекте с зарубинецко-поянештской культурной общностью . Памятники зарубинецкой культуры достаточно [52] многочисленны в Северной Таврике, имеются они и в самом Крыму [3; 11]. На акрополе Каменского городища найдено погребение представителя высшей аристократии, похороненного, как это делали и в Неаполе Скифском, около стены крепости, с золотыми наглазниками и нагубником, с «мегарской» краснолаковой чашей и с мисочкой зарубинецкого облика [15, с. 128, 139, рис.12, 4]. Логично предположить, что в этом погребении был захоронен один из военных атташе бастарнов, который постоянно проживал в среде скифов и чья деятельность была направлена на координацию военно-политических усилий союзных племен. Рассматривая роксолан царства Амаги — Гатала как своих давних и весьма опасных врагов, приднепровские и крымские скифы должны были, по логике, искать этим врагам соответствующий военно-политический противовес. Инертные северо-понтийские греки для этой роли совершенно не годились, германцы и фракийцы находились слишком далеко, а значит оставались только воинственные и генетически чуждые сарматам бастарны. Их родовые земли располагались достаточно близко — в междуречье Буга и Днепра, захватывая также и среднюю часть днепровского Правобережья [28, с. 164-165, рис. 62-63]. Роксоланы кочевали к юго-востоку от земель бастарнов, а с военно-стратегической точки зрения их кочевья оказывались как бы сжатыми между владениями бастарнов на севере и укрепленными скифскими городищами — на юге.

Этот вывод находит свое подтверждение в античных источниках. В известном трактате Птолемея в этногеографическом описании античной ойкумены читаем:

«...У поворота реки Танаиса — [живут] офлоны и танаиты, за ними осилы до роксолан; между гамаксобиями и роксоланами — [живут] ревкиналы и эксобигиты, затем между певкинами и бастернами карпианы, выше их — гевины, далее — бодины» [Ptol. III.5.10].

Известно, что Птолемей писал свой трактат во II в. н. э., т.е. почти на два столетия позже Страбона. Представления античных ученых об этнокарте Северного Причерноморья в эту эпоху были уже значительно четче и яснее, чем во времена Страбона. Именно поэтому Птолемей весьма четко отличает ревкиналов (ревксиналов) от роксолан, а последних от бастарнов. (Напомню, что Страбон фактически ставил знак тождества между роксоланами и бастарнами [Strabo. VII.3.17]). Таким образом, вполне очевидно, что роксоланы не принимали участия в военных набегах скифов Палака на Херсонес (что логично увязывается с другими сообщениями источников о сарматах Нижнего Дона). Напротив, можно предположить, что и к концу II века до н. э. роксоланы царства Гатала по-прежнему оставались важным элементом системы коллективной межгосударственной безопасности в Северном Причерноморье, основанной на договоре 179 г. до н. э.

Боспорское царство-Исторические провинции Малой Армении

Боспо́рское ца́рство (или Боспор) — античное государство в Северном Причерноморье на Боспоре Киммерийском (Керченском проливе).

Столица — Пантикапей.

Образовалось около 480 до н. э. в результате объединения греческих городов на Керченском и Таманском полуостровах, а также вхождения Синдики.

Позднее расширено вдоль восточного берега Меотиды (Меотидского болота, Меотидского озера, совр. Азовского моря) до устья Танаиса (Дона). С конца II века до н. э. в составе Понтийского царства. С конца I в. до н. э. постэллинистическое государство, зависимое от Рима. Вошло в состав Византии в 1-й пол. VI в.
Боспорское царство — известно от греко-римских историков.
Летоисчисление. На боспорских монетах можно увидеть даты особой Боспорской системы летоисчисления, по которой точкой отсчёта т. н. Боспорской эры был 297/6 г. до н. э. — это время совпадает со временем правления сыновей Евмела. Но события, которые послужили причиной введения новой системы летоисчисления, едва ли были связаны с самим Боспором. Они, как и сама система (которую мы, таким образом, лишь условно можем называть Боспорской) были, видимо, отражением нововведений Понтийского царства.
На Боспоре систему ввёл, вероятно, Митридат VI Евпатор, при котором Боспор стал частью всепонтийского государства. Таким образом, эта (скорее, Понтийская) эра летоисчисления была создана в свою очередь по образцу эры соседнего с Понтом государства Селевкидов, но за начало отсчёта в Понте (и, т. о., на Боспоре) была взята дата на 15 лет позже: Селевкиды считали первым годом — 312 г. до н. э. (по Бикерману).
Такое заимствование, вероятно, отражает интенсивность связей державы Селевкидов с Понтийским царством для IV—III в.в. до н. э., косвенным результатом которого, таким образом, и стало впоследствии введение на Боспоре своей системы летоисчисления.

История

После середины VII века до нашей эры на северном берегу Чёрного моря появляются Армянские переселенцы, а к началу второй четверти VI века до н. э. осваивают значительную часть побережья, за исключением южного берега Крыма.
Первой колонией в этом районе было, основанное во второй половине VII века до нашей эры, Таганрогское поселение, расположенное в районе современного Таганрога.
Скорее всего, колонии основывались как апойкии — независимые полисы (свободные гражданские коллективы). Армянские колонии были основаны в районе Боспора Киммерийского (Керченского пролива), где постоянное местное население отсутствовало.

Постоянное население наличествовало в Крымских горах, где жили племена тавров, в степях периодически кочевали скифы, вокруг реки Кубани жили полукочевые меоты и земледельцы синды. Первое время колонии не испытывали давления со стороны варваров, население их было весьма немногочисленным, а оборонительные стены у поселений отсутствовали. Около середины VI в. до н. э. зафиксированы пожары на некоторых небольших памятниках, в том числе на Мирмекии, Порфмии и Торике, после чего на первых двух из них возникают небольшие укреплённые акрополи. Удобно расположенный, обладающий хорошей торговой гаванью и поэтому достигший значительного уровня развития Пантикапей, надо думать, стал тем центром, вокруг которого объединились в межполисный союз греческие города обоих берегов Керченского пролива. В настоящее время появилось мнение, что первоначально ему удалось объединить вокруг себя только близлежащие малые города, а на другой стороне пролива центром стала основанная в 3-ей четв. VI в. до н. э. Фанагория. Около 510 г. до н. э. в Пантикапее был построен храм Аполлона ионического ордера. Видимо, от имени священного союза городов, возникшего вокруг храма, выпускалась монета с легендой «ΑΠΟΛ». Был ли этот союз равен политическому, как он был организован, кто в него входил — неизвестно. Существует гипотеза, связывающая выпуск этих монет с Фанагорией.
Согласно указанию древнего историка Диодора Сицилийского, около 480 г. до н. э., в Пантикапее к власти пришла династия Археанактидов, видимо, во главе с неким Археанактом. Характер её правления не совсем ясен. Раньше предполагалось, что она могла возглавлять широкий оборонительный союз полисов — симмахию, в который входили все города по обоим берегам Керченского пролива, включая Феодосию. Сейчас учёные склоняются к тому, что власть Археанактидов была тиранической. Во главе объединения стояли тираны Пантикапея из греческого, скорее всего, милетского рода Археанактидов. В состав союза точно входили такие города и поселения, как Мирмекий, Порфмий и Тиритака. Вхождение в него других греческих поселений на Таманском и Керченском полуостровах под вопросом.
В 438 до н. э. власть в Пантикапее перешла к Спартоку, основателю династии Спартокидов, которая правила на Боспоре до 108 г. до н. э. Судя по имени, основатель династии не происходил из греческой среды. Скорее всего, истоки его родословной нужно искать на территории Фракии. Тесная связь с варварскими племенами прослеживается в ходе всего правления династии Спартокидов.
После недолгого правления Спартока, и, возможно, узурпации власти неким Селевком (возможно, его имя возникло в результате порчи текста Диодора Сицилийского), к власти пришёл царь Сатир I (433—389 гг. до н. э.), энергично взявшийся за увеличение территории своего государства. Его дело продолжили Левкон I и Перисад I (348—311 гг. до н. э.) — правители IV века до н. э., с именами которых связан период наивысшего расцвета Боспора.
Расширение владений Спартокиды начали, видимо, с присоединения Нимфея, по некоторым данным, входившего в Афинский морской союз. В городе находился представитель Афин, которого, по данным оратора Эсхина звали Гелон. По утверждению Эсхина, последний передал власть над городом Боспорским тиранам, а сам получил за это в управление городок Кепы. Последнее может косвенно указывать на то, что Таманский полуостров в это время уже входил в состав Боспорского государства. Впрочем, учитывая, что целью Эсхина было опорочить своего политического противника Демосфена, данные здесь могут быть не слишком точными. В любом случае, Нимфей вошёл в состав государства без боя.
Драматичнее сложилась борьба за Феодосию, метрополией которой, как и Пантикапея, был Милет. Феодосийский крупный порт находился относительно далеко от основных центров государства и пользовался поддержкой Гераклеи Понтийской — города на южном побережье Чёрного моря. Боспорское войско потерпело поражение, в немалой мере — из-за военных хитростей, применённых гераклейским стратегом. В результате гераклейские войска высаживали десанты непосредственно на территории Боспорского царства. Судя по огромному импорту амфор с вином из Гераклеи Понтийской в первой половине IV в. до н. э., отношения нормализовались довольно быстро. Видимо, в середине 80-х годов IV в. до н. э. Феодосия вынуждена была покориться, и Спартокиды стали именовать себя «архонтами Боспора и Феодосии». Победа над Феодосией означала присоединение территории всего Керченского полуострова. Затем Спартокиды обратили взоры на восточное побережье Керченского пролива. Левкон сразу после победоносной Феодосийской кампании, разгромив стремительным броском из-под Феодосии Октамасада, сына синдского царя Гекатея, стал обладателем во второй половине 80-х гг. IV в. до н. э. новых земель с синдским населением и Фанагории. Результатом всех этих завоеваний было приобретение Спартокидами новых портов и торговой монополии, обширных плодородных земель и права хлебного экспорта. Олицетворением мощи государства, его политической зрелости и международного признания стало появление царского культа, связанного с именем Перисада I.
После смерти Перисада разгорелась борьба между его сыновьями Сатиром, Пританом и Евмелом. Она продемонстрировала, с одной стороны, нарушение традиции престолонаследия Спартокидов, которая заключалась в участии двух старших сыновей в управлении государством сначала совместно с отцом, а после смерти его в соправительстве двух братьев до смерти одного из них, с другой — необходимость для боспорских династов в своей политике учитывать ситуацию, сложившуюся в племенном мире Северного Понта и Приазовья. Евмел, младший из братьев, претендуя на престол, выступил против двух старших. Военные действия разгорелись, вероятно, в районе Прикубанья. В армии Сатира, а после его гибели — Притана, помимо наёмников, важной силой были союзники — скифы. Евмел опирался на превосходившее численно противника войско местного племени фатеев, обитавших на азиатском Боспоре. Победивший Евмел жестоко расправился с противником. Во время своего короткого правления (309—304 гг. до н. э.) он боролся с пиратством и поддерживал дружественные отношения с причерноморскими греческими городами. Особое внимание боспорских царей к понтийским делам было отнюдь не случайным. Оно отвечало изменившейся ситуации в этом регионе в связи с начавшимися передвижениями скифов и теснивших их с востока сарматов.
Но связи с Афинами не прерывались: за хлебный дар в 77 тыс. литров афиняне дважды отправляли на Боспор посольство с благодарностью. Источники свидетельствуют о политических связях Спартокидов с Афинами, Дельфами, Делосом, Милетом, Египтом. Ещё более тесными стали контакты с Южным Понтом.
Последний из Спартокидов — Перисад V — принуждён был отречься от престола. В 108 г. до н. э. он передал власть правителю Понтийского царства (Юго-Восточное Причерноморье — восточная часть современной Турции) Митридату VI Евпатору, владевшему тогда обширными территориями и ставшему опасным врагом самого Рима.
На его европейской стороне вспыхнуло восстание под предводительством Савмака (греч. Saumakos). Были захвачены Пантикапей и Феодосия. Савмак убил Перисада, а присланный Митридатом полководец Диофант бежал. Через год Диофант вернул Боспор. В его распоряжении были сухопутная армия и флот, с помощью которых он захватил и Пантикапей, и Феодосию. Виновники восстания были наказаны, Савмак отправлен к Митридату и, видимо, казнён. Разрушения в городах и поселениях европейского Боспора, датированные концом II в. до н. э., обычно связывают с этими событиями.
В 80-х гг. до н. э. боспорцы отложились от Митридата, но были усмирены им, а управление над Боспором царь передал своему сыну Махару. Но тот изменил делу отца и принял сторону Рима. В 60-х гг. до н. э. Митридат лично прибывает на Боспор и превращает его в плацдарм для подготовки к новой войне с Римом. Огромные поборы с населения для содержания армии, строительства флота и крепостных сооружений, вербовка в войско рабов, а затем и морская блокада со стороны римского флота вызвали недовольство на Боспоре и истощили его.
Разрушительное землетрясение в 63 году до н. э. В этом же году, в Пантикапее, Митридат погиб, скрываясь во дворце на вершине горы от взбунтовавшихся солдат, провозгласивших правителем его сына Фарнака.

Римляне вручили власть над Боспором Фарнаку, назвали его своим «другом и союзником», но просчитались: Фарнак объявляет себя «царём царей» и желает расширить свои владения за счёт самого Рима. В качестве наместника на Боспоре он с 48 г. до н. э. оставляет Асандра. Но тот успешно отвоевал престол, разгромив в 47 г. до н. э. сначала Фарнака, а затем Митридата II, после чего женился на дочери Фарнака Динамии и с 46 г. до н. э. единолично стал править на Боспоре. С его деятельностью до 20 г. до н. э. связывают постройку оборонительных укреплений (так называемый Асандров вал, видимо, отделивший Керченский полуостров от остальной части Крыма) для защиты от соседних племён, большие восстановительные работы, активизацию морских сил, успешную борьбу с пиратами.
После длительных войн, разорений и опустошений при Асандре, но особенно при сыне его Аспурге положение на Боспоре стабилизируется. Начался период нового, вторичного расцвета, охвативший I — начало III в. н. э. При Аспурге возросла территория государства за счёт временного присоединения Херсонеса. Царь вёл успешные войны со скифами и таврами. В 14 г. он получил звание «друга римлян» и добился у римлян права на боспорский престол. На его монетах были портреты римских правителей. Боспор в глазах римлян был источником хлеба, сырья и важным стратегическим пунктом. Рим стремился поставить на его престоле своих приверженцев, держал там свои войска. И всё же степень зависимости не была всегда одинаковой и такой, какой желали этого в Риме. Уже сын Аспурга Митридат вёл войны с римлянами. Но в годы правления его брата Котиса I (45-68 гг.) окрепла связь с Римом. С конца I в. Рим всё больше видит в Боспоре важный форпост на северо-востоке, способный сдерживать натиск варваров. При Рескупориде I и Савромате I строятся оборонительные сооружения, укрепляются границы, усиливается армия и флот. Савромат I и Котис II одерживают победы над скифами. При Савромате II (174—210 гг.) боспорский флот очищает от пиратов южные берега Чёрного моря. Совместные военные действия с соседями должны были усилить независимость Боспора от Рима.
В начале III в. н. э. в Северном Причерноморье появляются племена, получившие наименование готов. Готы принадлежали к германской группе племён и пришли с берегов Балтийского моря. Но в своём движении они увлекли многие племена Восточной Европы и возглавили большое племенное объединение. В 30-х гг. III в. н. э. варварские племена готского союза разрушили Горгиппию, в 40-х гг. полному разгрому подверглись Танаис и окружавшие его поселения. Начались и передвижения аланов с востока.
С середины III века государство подвергалось натиску варваров — готов и боранов (см. Скифская война III века). Пришельцы совершали морские походы, опираясь на Боспор как на организационную базу и используя его флот. После смерти Рескупорида IV 254/255 — 267/8 гг.) началась борьба за престол. Во время этой смуты постепенно прекращается жизнь в Нимфее и Мирмекии.
В IV в. Боспор обращается к римлянам, чтобы те за уплату ежегодной дани помогли обеспечить ему спокойную жизнь. Однако Рим сам с трудом отбивается от варваров и не может оказать помощь ослабевшему Боспору. Вторжение гуннов миновало Боспорское государство. В 70-80-х гг. IV в. гунны прошли мимо Боспора и обрушились на «готское государство» Германариха. Боспорское государство существовало до начала VI в. В течение второй половины V и начала VI в. над Боспором распространялся «протекторат» гуннского племени утигуров, вернувшихся из Европы после распада Гуннского союза. Надписи с именами царей династии Тибериев-Юлиев датируются вплоть до конца V в. В надписях имеются перечни должностных лиц государства этого времени — епарха, комита, протокомита. Восстанавливаются биографии «сильных людей» этого «тёмного» времени, например, комита Савага — уроженца района Китея, похороненного с женой Фаиспартой в крупном склепе в столице в 497 г. Идёт постепенная христианизация Боспора. В Пантикапее (Боспоре) и Тиритаке в V—VI вв. строятся базилики — христианские храмы. Знать хоронят в каменных склепах, многие из которых — расписные. Стиль живописи, однако, крайне примитивный и являет собой пример деградации и упадка. Продолжают существовать Пантикапей (Боспор), Тиритака, Китей, Киммерик, Фанагория, Кепы, Гермонасса, ряд крепостей (Ильичевское городище на Тамани). В 520—530-х гг. Византия устанавливает над Боспором прямую власть. Античный период его истории плавно переходит в византийский без разрывов в эволюции материальной культуры.

Экономика

Монета из Пантикапея. III в. до н. э.
Ведущая роль на Боспоре принадлежала товарному производству злаков — пшеницы, ячменя, проса.
Основу Боспорской торговли составлял экспорт зернового хлеба, достигавший колоссальных по тому времени размеров: Демосфен рассказывает, что Афины получали с Боспора половину всего необходимого им привозного хлеба — около 16 тысяч тонн в год.
Помимо хлеба, Боспор вывозил в Грецию солёную и вяленую рыбу, скот, кожи, меха, рабов.
В обмен на все эти товары государства Греции отправляли на Боспор вино, оливковое масло, металлические изделия, дорогие ткани, драгоценные металлы, предметы искусства — статуи, терракоту, художественные вазы. Часть этого импорта оседала в боспорских городах, другая часть переправлялась боспорскими торговцами в степь для знати окружающих племён.
Гермонасса, Фанагория, Горгиппия становятся крупными торговыми центрами. Горгипии строится крупный морской порт, через который вывозится хлеб из прикубанья.
При Спартокидах в городах Боспора расцветает и ремесленное производство. В Фанагории, Горгиппии и других городах существуют небольшое мастерские и крупные эргастирии, где применяется труд рабов.
В первой половине III в. до н. э. в государстве разразился острый денежный кризис. Прекращена чеканка золотой и серебряной монеты Пантикапея. Монетная реформа Левкона II в третьей четверти III в. до н. э. — выпуск номиналов медной монеты с именем и титулом царя — способствовала восстановлению денежного хозяйства и в то же время укрепляла авторитет династии. После Левкона царская чеканка (но уже золотая) стала традиционной. Был возобновлён выпуск пантикапейского серебра. Во второй половине III—II веков до н. э. возродилась автономная чеканка в Феодосии, Фанагории, Горгиппии.
После присоединения Боспора к Понту начали активно развиваться торговые отношения с городами этого государства, в первую очередь с Синопой. По словам Страбона, ежегодно из Боспора в Понт поставлялось 180000 мединов (7200 тонн) и 200 талантов (4000 килограмм) серебра.
После попадания Боспора под влияние Рима начинается новый экономический подъём, продолжавшийся на протяжении I и II веков нашей эры. С боспорских товаров римские власти не взимали обычной обязательной пошлины в размере 1/2 части всего товара. Боспорские купцы торговали с далёкой Александрией Египетской и даже далёкими итальянскими городами.
В начале 40-х годов IV века в Боспоре прекращается чеканка монеты, что свидетельствует об определенном упадке традиционной античной системы хозяйства. Экономическая жизнь локализуется в территориально-хозяйственных микрозонах вокруг сохранившихся городов. Одним из ведущих аграрных районов в IV—VI вв. становится Крымское Приазовье, где продолжают существовать многочисленные укрепленные поселения. Монеты не чеканятся, но продолжают обращаться: в кладах VI в. содержатся вместе византийские и позднебоспорские монеты.

Антропология

Из анализа огромного материала из городских и сельских могильников, антропологи сделали вывод — что основным типом черепов из некрополей Боспора является долихо-мезокранный вариант с узким и невысоким лицом и высоким и узким носом, тип распространенный среди меотского населения Таманского полуострова, Прикубанья и Дона

.

К сожалению, школьные учебники по истории Украины, изобилуют не только некорректными данными по истории самих украинцев, но и очень скудными данными по истории народов живущих на землях Украины столетиями…

Украинцы плохо знают свою историю — в частности благодаря скудным данным о народах, населяющих Украину, в школьных учебниках. В том числе умалчивается информация об армянах, веками проживающих на территории современной Украины, отметил в интервью Analitika.at.ua известный украинский историк, председатель общественного научно-исследовательского центра «Восток-Запад», руководитель Донецкого центра Института востоковедения НАН Украины Михаил Швецов.

«Если говорить об армянском населении на Украине, то их тысячи, если об общинах, то они во всех больших и значимых городах Украины. Есть города и регионы, где армяне живут много веков. Это не только Крым, где они известны с первых веков н.э. Это Львов, где одна из известнейших и древних общин Украины, которая является одним из центров духовной культуры армян Украины. Это Донбасс, где они живут много веков, и я думаю даже почти тысячелетие. Армянская диаспора стала частью народа Украины», — подчеркнул историк.

В частности он подтвердил армянское происхождение принцессы Анны. «Да, история своей страны и ее великих людей это важный и знаковый фактор. О принцессе Анне – сестре византийских императоров Василия II и Константина VIII, жене князя Владимира, который крестил Русь, пишут не так много. Анна принадлежала к Армянской (Македонской) Византийской династии, императоры которой были представителями армянского народа. Братья-соправители (Василий II Болгаробойцы и Константин VIII) принадлежали к Армянской (Македонской) династии, восходящей к Василию I, армянину по происхождению», — рассказал ученый. Таким образом, украинцы, проживающие на территории Киевской Руси, являются отчасти армянами.

По его мнению, скудость преподавания в школах истории народов, которые веками проживают на территории Украины, — одна из самых больных проблем страны. «К сожалению, школьные учебники по истории Украины, изобилуют не только некорректными данными по истории самих украинцев (истоки которых даже видят в междуречье Тигра и Евфрата), но и очень скудными данными по истории народов живущих на землях Украины столетиями. Многие книги по истории и культуре народов Украины тенденциозны. И это ведет к незнанию и к непониманию друг друга», — считает специалист.

«Украина, страна не только многонациональная, но и поликонфессиональная. Не одно тысячелетие здесь жили праславянские, праболгарские, иранские и тюркоязычные народы. На землях Украины и сейчас живут более ста наций, исповедующие не только христианство разного направления, но и мусульмане, иудеи, буддисты и люди других идеологических учений. В каждый сложный период они объединяются для защиты земель, где живут, они в сложные и трудные годы помогают друг другу. Их дети изучают язык своего народа, культуру, историю. Только знание и уважение истории, языку и культуре других народов, живущих рядом, можно заслужить уважение к себе. «Уважай соседа, и в беде он тебе поможет». Это не мои слова, но я их понимаю», — ответил Швецов на вопрос о том, может ли пропаганда общей истории может способствовать формированию национальной идеи Украины.

Кто основал Киев?

Армяне основали Киев?

КТО ЖЕ БЫЛ ОСНОВАТЕЛЕМ КИЕВА ?

Связи Армении и армян с русским народом и государством берут, как известно, начало с давних пор. Сохранились сведения о существовании в древнем Киеве армянских ремесленников, врачей, о договоре князя Федора Дмитриевича с армянскими дружинниками, защищавшими в X веке город Каменец - Подольский, и другие факты. Обращают на себя внимание историко-географические параллели между сказанием об основании Киева (в "Повести временных лет") и аналогичным сюжетом (тоже о трех братьях с похожими именами, основавших города), но перенесенным на армянскую почву и изложенным в "Истории Тарона" Ованнеса Мамиконяна. 
Скончавшаяся недавно научный сотрудник Института истории Национальной Академии наук Армении Гаянэ Пингирян занималась в последние годы жизни изучением истории армянского населения и армянских общин в Древней Руси. В ходе своих исследований Гаянэ Пингирян заострила внимание на исторических (а не только легендарных) моментах, связанных с основанием Киева (по новейшим предположениям в конце V века н.э.) племенем полян. На основании ряда наблюдений исследовательница пришла к предположению, что связываемое историками и источниками с основанием Киева племя полян было армянской военной дружиной. На каких же фактах связывает она это, можно сказать, смелое предположение ? 
Во-первых, поляне не обладали сколь-либо заметной по площади территорией обитания, каковой располагали практически все известные в истории племена, в том числе и в Киевской Руси (древляне, кривичи, смоляне и другие). В отличие от них поляне концентрировались в пределах самого Киева, напоминая скорее не племя, а городскую общину. 
Во-вторых, изолированность полян от окружающего этноса, отсутствие (по крайней мере в первоначальный период) привычных для оседлых жителей занятий (ремесел, земледелия) заставляют предполагать, что они представляли собой пришлую военную дружину. 
В-третьих. Все исследователи этой проблемы - академики Б.Д.Греков, Б.А.Рыбаков и другие дореволюционные и советские российские и украинские историки - хотя и допускают, что поляне могли быть пришлым элементом, не делают при этом каких-либо обоснованных предположений об их происхождении и не формулируют в связи с этим каких-либо заключений. 
В-четвертых, источники свидетельствуют, что поляне были христианами, тогда как в рассматриваемый период (V-VI вв. н.э.) на всей обширной территории, на которой впоследствии возникло древнерусское государство, каких-либо христианских народов или компактного христианского населения не было. В то же время хорошо известно, что византийские императоры на протяжении многих веков практиковали переброску национальных вооруженных дружин из их родных краев в другие регионы империи. Именно к раннему средневековью относится возникновение армянских военных и других поселений на нижнем Дунае, в Крыму и других местах Северного Причерноморья. Среди видных византийских военачальников названного периода встречаются лица армянского происхождения, как например, Хильбудий и другие. 
В-пятых, до сих пор не находит объяснения явная аналогия легенд о трех братьях из "Истории Тарона" (VIII-й век) и "Повести временных лет" (XII-й век). В древнерусском варианте братья Кий, Щек и Хорив их сестра Лебедь основали города, названные именами братьев - Киев и так далее. В "Истории Тарона" братья Куар, Мелтей и Хориан (и их сестра Карап, то есть "лебедь" по-армянски) также основывают города (в Армении) названные в их честь. В древнерусском варианте - поляне, а в армянском - страна Полуник. Не совпадает только имя среднего брата, а в остальном - полная аналогия. Но каким образом сюжет мог быть в условиях раннего средневековья передан из приднепровья в Армению или наоборот - непонятно. Не могли дать этому объяснения никто из занимавшихся этим фактом - ни академики Н.Я.Марр и С.Т.Еремян, ни другие исследователи. Если же допустить факт армянского происхождения полян, то это многократно увеличит вероятность контактов между этими двумя отдаленными регионами. И здесь уже уместно будет сказать не об исторических параллелях, а о едином источнике этих сюжетов. 
Таковы основные посылки, от которых отталкивалась исследовательница в своих предположениях. Тяжелая болезнь и смерть помешали ей завершить и изложить свои выводы. То, что изложено нами здесь - это ее мысли вслух, с которыми она со мною делилась. 
К сожалению, я не специалист ни по названной проблеме, ни по соответствующей эпохе. Цель данного материала - озвучить идеи, которые вынашивала наша покойная коллега и которые, по нашему глубокому убеждению, весьма интересны и не заслуживают забвения. Наоборот, следует привлечь к ним внимание других исследователей, чтобы они научно и аргументированно их подтвердили или, наоборот, опровергли (тоже аргументированно). И тогда будет заполнена еще одна страница в многовековой истории связей армянского и украинского народов.

Вартан Хачатурян - доктор исторических наук,1 июля, 2004

I версия 

Столицу Руси-Киев на Днепре-основал в 585г на Замковой горе в виде крепости великий князь (нахарар) Смбат Багратуни (см.Себеос,"История Армении", 7в.).

Первоначально столица была названа Смбатас. Потомки Смбата Багратуни-Куар (Кий) )) , Шек (Мелтей) и Хореан - возвели на соседних холмах новые крепости: Куар (Кий), Мелтей (Щековица) и Кореан(Кореван). Четыре крепости:Смбатас, Куар, Мелтей, Кореван в дальнейшем объединились под названием Киев. Армянская династия Киевских князей просуществовала 300лет (585-882гг.)

Сомнительно !!!Москву основал армянский князь Геворг (Георгий) Багратуни-Еркайнабазук ("Долгорукий", по армянски), он же Юрий Долгорукий, который в русских летописях упоминается также по имени Гюрги, Киурк. Первое упоминание о Москве относится к "Боярской летописи" 12в. Петра Бориславовича: 4 апреля 1147г. и т.д.

II версия  

Столицу Руси-Киев на Днепре-основал в 585г на Замковой горе в виде крепости великий князь (нахарар) Смбат Багратуни (см.Себеос,"История Армении", 7в.).
Первоначально столица была названа Смбатас. Потомки Смбата Багратуни-Куар (Кий) )) , Шек (Мелтей) и Хореан - возвели на соседних холмах новые крепости: Куар (Кий), Мелтей (Щековица) и Кореан(Кореван). Четыре крепости:Смбатас, Куар, Мелтей, Кореван в дальнейшем объединились под названием Киев. Армянская династия Киевских князей просуществовала 300лет (585-882гг.)http://www.geocities...s/...rm-90.html
Сомнительно !!!Москву основал армянский князь Геворг (Георгий) Багратуни-Еркайнабазук ("Долгорукий", по армянски), он же Юрий Долгорукий, который в русских летописях упоминается также по имени Гюрги, Киурк. Первое упоминание о Москве относится к "Боярской летописи" 12в. Петра Бориславовича: 4 апреля 1147г. и т.д.

Художник Нарышкинских палат армянский князь Иван (Богданов) Салтанов - он же Аствацатур Салтанян из крепости Джуга Нахичеванского края Армении, построил и преподнёс царю Алексею Михайловичу Романову "Алмазный Трон".
Иван Салтанов считается первым дизайнером мира, он учредил в Москве Художественную Академию и был назначен Петром первым архитектором Санкт-Петербурга.
"Алмазный Трон" был вручён от имени армянского народа 28 марта 1660г. в Кремле. На его иготовление было потрачено:
- 26кг золота,
- 5кг серебра,
- 897 алмазов,
- 1298 яхонтов,
-18030 бирюзы.
Слоновая кость и ценная древесина. Трон вручил царю князь Захар Саградян (Сараджев-Сараджян).
На этом троне венцеполагались все императоры России 19-го века. Хранится он в Оружейной палате Кремля.

БОРИС и ГЛЕБ

От брака великого князя Киева Вла¬димира Святославовича и византийс¬кой царевны Анны родились Борис и Глеб, которые впоследствии были веро¬ломно умерщвлены. Князья Борис и Глеб стали первыми русскими святыми, прославленными Церковью. Празднование памяти Бориса и Глеба 24 июля началось вскоре после сооружения в 1021 г. в Вышгороде первой церкви во имя Бориса и Глеба.

ЦАРЕВНА АННА

Великий князь Киева Владимир Свя¬тославович отправляется со своим мно¬гочисленным войском на Византию и берет приступом город Корсунь и через послов объявляет императору Визан¬тии Василию II Болгаробойца, что же¬лает жениться на его сестре и в случае отказа возьмет Царьград. По настоя¬нию брата юная Анна отправилась в Корсунь, в сопровождении духовенства и приближенных. Анна поставила усло¬вием брака крещение Владимира и Руси. Условие было принято — она со¬гласна выйти замуж за Владимира, во крещении Василия. Заметим, «Васи¬лий» — это имя царствующего брата Анны.
Примечательно, что Анну называют в русских летописях «греческой царев¬ной», и это соответствует ее византийству, но, подчер¬киваем, сама она армянка, как и ее брат, поэто¬му ее сопровож¬дают в Корсунь священнослу¬жители-армяне, которые и про-1 водят в 988 году Крещение Руси. Справедливость требует признать, что образ византий¬ской царевны, а затем русской великой княгини Анны незаслуженно остается в тени, в то время как Ольга и Владимир в связи с крещением Руси причислены к лику Святых.
Ведь именно Анна уговаривала пото¬ропиться с крещением Владимира, ко¬торый страдал глазами и почти ослеп (после крещения он выздоровел). Об¬раз царственной юной армянки из Кон¬стантинополя, уехавшей на чужбину ради выполнения христианского долга — крещения языческой страны, где ее ожидали опасности, непонимание, вражда, равнодушие к христианским святыням, может быть, потому, что ее ) подвиг совершался скромно и в обычной повседневности, не только не оценен по достоинству, но и предан забвению...
А великая княгиня Ольга, бабка Владимира, так и не сумевшая склонить своего внука принять христианство, была погребена в Десятинной церкви, при раскопках которой впоследствии был найден ее саркофаг, выполненный из волынского шифера армянскими мастерами и украшенный армянскими орнаментами.

КИРИЛЛ и МЕФОДИЙ

Согласно изысканиям ученых Кирилл и Мефодий были сыновьями крупнейшего математика и астронома IV в. Левона Карахана, приходившегося пле¬мянником создателю университета Магнавра Ованеса Карахана.
Кирилл (до монашества Константин) воспитывался при константинопольском дворе, вместе с малолетним императором Михаилом III (855-867); у зна¬менитого Фотия он учился словесным наукам и логике, потом слушал фило¬софские и математические науки в уни¬верситете Магнавра, а когда, наконец вступил в духовное звание, был библиотекарем и исправлял должность учите ля философии. Мефодий, после домашнего воспитания, поступил в воен¬ную службу и несколько лет был прави¬телем в одно слвяно-греческой облас¬ти, а потом оставил свет, и, удалившись с братом своим на Олимп, проводил там время в посте и молитвах. В 858 году император отправил обоих братьев для проповеди слова Божия хазарам, они отплыли на корабле в Херсонес, сопре¬дельный с хазарскою областью, и оста¬вались там на некоторое время, для изучения языка хазарского; здесь же Кирилл изучал и еврейские книги для прения в вере.
По возвращении в Константинополь из этой миссии, святые братья были посланы для той же цели к славянам в Моравию, где составили славянскую азбуку.
Они создали алфавит из 36 букв, как в армянском алфавите Месропа Маштоца, а не из 24 букв, как в греческом алфавите.

ВЛАДИМИР МОНОМАХ

Владимир Мономах родился в 1053 году. Мать Владимира, жена Всеволо¬да Мария (Мариам) была дочерью ви¬зантийского императора из Македонс¬кой (армянской) династии Константина IX Мономаха (1042—1054), от которого Владимир и унаследовал прозвище «Мономах». Мариам была замужем за
Всеволодом, сыном Ярослава-Мудрого - великого князя Киевской Руси: Все¬волод был образованным человеком, знал пять языков, среди которых был и армянский — язык его жены Марии. На это намекает сам Владимир Мономах, который пишет, что его отец Всеволод, «дома седя, изумеяше 5 язык», то есть «сидя дома, знал 5 языков». А «дома» вместе с ним «сидела» жена-армянка, которая, конечно, помимо греческого, владела армянским языком и знала му¬зыку, литературу и историю Армении, как любой представитель армянской знати.
По традиции суровую зиму принято было проводить в Константинополе, куда Мария ездила с детьми, навещая отца и всю византийскую родню.
Помнить деда со стороны матери Константина, который скончался в 1054 л., Владимир, конечно, не мог. Зато баб¬ка, императрица Феодора (1054— 1056), наверняка брала внука на руки, а дядя — брат матери — Микаел Стратиотик (император Михаил VI с 1056 по 1057 г.) наверняка отмечал в нем сход¬ство с дедом Константином Монома¬хом, от которого Владимир получил прозвище Мономах и знаменитую цар¬скую регалию, восходящую к царьград¬ским императорам — «Шапку Монома¬ха».
Владимир получил блестящее обра¬зование на уровне высшей константи¬нопольской знати: он прекрасно владел не только рыцарским мечом, но и пре¬восходно знал литературу, обладал не¬заурядным писательским талантом — качества, показывающие влияние мате¬ри и константинопольской просвещен¬ной среды, влияние близкого к импера¬торскому двору университета Магнав-ра.
Несмотря на смену византийс

тийских ди¬настий, когда в 1057 г. Македонская ди¬настия уступила родственной ветви — тоже армянской династии Каминакан (Комнин), Владимир воспринимал па¬мять царственного деда Мономаха как заповедь жизненного порядка и с гор¬достью носил прозвище Мономах как символ потомственной преемственно¬сти.

Великий князь Владимир ("Красное Солнышко") при желании взять в свои очередные жёны цесаревну Анну-сестру Византийского императора армянского происхождения Василия (Барсега) 2го (976-1025гг.)- столкнулся с твёрдым условием Анны: выйте замуж за Владимира, если он примет христианство и выгонит остальных жён.
Когда в 988 году Владимир согласился с условием Анны, цесаревна собрала армянских священослужителей для крещения Руси и выехала из Константинополиса в Киев.
На берегу Днепра и произошло крещение Владимира Святославовича ("во крещении Василия") и народа Киевской Руси.
С тех пор Русская церковь именуется Православной по названию Армянской Первопрестольной Апостольской Церкви.

ЮРИЙ ДОЛГОРУКИЙ

Геворг Еркайнабазук. Основатель Юрьева-Польского, Москвы, Ярослав¬ля, Дмитрова, Коснятина, Кидекши, Звенигорода, Переяславля, Владими¬ра, Ростова.
Юрий Владимирович Долгорукий (1090 (?) - 1157) был сыном Владимира Мономаха от второй жены, которую лично присмотрела мать Владимира Мариам среди царевен-армянок визан¬тийского императорского дома. Вторая жена Владимира Мономаха была ар¬мянкой из царского рода Багратуни-Долгоруких. Подобно тому как прозви¬ще Мономах перешло от деда к внуку — от Константина IX Мономаха к Владими¬ру II Мономаху, точно также прозвище Долгорукий перешло от деда Багратуни -Долгорукого к внуку Юрию Долго¬рукому, поскольку его мать, вторая жена Владимира, происходила из рода Багратуни-Долгоруких.
Еще ребенком Юрий был отправлен с братом Мстиславом княжить в Ростов. С 1117г. стал княжить единолично. С начала 30-х годов его стало неудержимо тянуть на юг, поближе к пре¬стижному киевскому: столу. Уже в 1132 г он I захватывает Переяславль Русский, но: смог усидеть там:: лишь 8 дней, не уда¬лась его попытка задержаться в Переяславле и в 1135 году. С 1147 г. Юрий постоянно вмешивается в между кня¬жеские распри, пытаясь отнять у пле¬мянника своего Изяслава Мстиславича Киев. Это удается ему лишь в 1155 г. Но два года спустя Юрий неожиданно уми¬рает; он заболел после пира у киевско¬го боярина Петрилы и через пять дней скончался. После смерти киевляне раз¬грабили его усадьбу, выразив тем са¬мым враждебное отношение к бывше¬му владыке.
Юрий был женат по крайней мере дважды. Первой женой его была дочь половецкого хана Аепы, второй - дочь византийского императора Мануила Комнина, занимавшего византийский престол с 1143 по 1180 г. Вероятно, от византийской армянки Юрий имел по крайней мере трех сыновей - Василия, Михаила и Всеволода. Юрия называют основателем Москвы: именно по распо¬ряжению Юрия Долгорукого, в 1147 году, на никому тогда неизвестной ок¬раине Северо-Восточной Руси, для ох¬раны границ, был основан город и по¬ныне называющийся Москва. При Юрии Долгоруком в летописи впервые (под 4 апреля 1147 года) упоминается Моск¬ва, где он принимал своего союзника Святослава Ольговича. В 1155 году Юрий Долгорукий вторично овладел Киевом. Но уже в следующем году он, по-видимому, был отравлен киевскими боярами.
Похоронен Юрий Долгорукий в храме Спаса на Берестове — в великокняжес¬кой резиденции под Киевом (ныне вхо¬дит в комплекс музея Киево-Печерской лавры).

 

В 1552г. русские войска под командованием Ивана Грозного осадили Казань, со стороны русских сражались два армянских полка, пеимушественно крымских армян под командованием князей Пахлавуни (Пахлеванов) и Агамалян (Агамалов), а со стороны татар пушкари армяне-потомки тех, кто был угнан из Крыма в Казань в1475г. После отказа пушкарей стрелять в своих, татары в ответ
в ярости вырезали их, сожгли их дома в Казани, убили всех домочадцев от мала до велика.
Армянские командиры держали совет,чувство горечи и ответной ярости охватило армян:
-Пойдем на смерть! В плен никого не брать!
Армянские полки спешились в темноте и под утро пошли на штурм главных ворот. Более 5000 бойцов с саблями наголо взобрались внезапно на стенй и перебив татар, открыли ворота. В город лавиной вошли войска Ивана Грозного...
Вскоре - в 1555г. Иван Грозный приказал зодчим Барме и Постнику в ознаменование покорения Казанского ханства воздвигнуть на Красной площади в Москве Храм Василия Блаженного - "Покровский собор, что на рву".
В благодарность за подвиг армянских кавалерийских полков, взявших приступом Казань, один из храмов, обращённый к Кремлю, был назван в1560г.Храмом Армянского Просветителя Григория .

 

 

 

Александр Васильевич Суворов


В одном из своих писем в 1780г. будущий Генералисимус Российской империи Александр Васильевич Суворов писал: "Я иду освобождать Карабах-родину моих предков".
По распоряжению императрицы Екатерины 2-ой Великой общее руководство боевыми действиями по освобождению Восточной Армении, включая Нагорный и равнинный Карабах, осущесвлял генерал-фельдмаршал Потёмкин Григорий Александрович (1739-1791) наиболее влиательное лицо среди армянской общественности России, фаворит императрицы, которого пророчили в цари Армении со столицей Бакуракерт-Баку в составе России.
В освободителйной борьбе от персидского ига учавствовали такие русские военноначальники армянского происхождения как генерал Аргутинский (Аргутян)-Багратуни , адмирал Лазарев (Лазарян), генералы братья Пётр и Армен (Роман) Багратион (Багратуни), Павел Цицианов (Цицанян), Эммануэль (Манукян) и д. (Энциклопедический словарь",
Брокгауз и Ефрон, 1913г Санкт-Петербург) 

Автор исследовательских работ — армянский историк Сурен Айвазян.

 

 

История древности полна тайн и загадок.

Расшифровке одной из них, повествующей об древней цивилизации араттов на берегах Днепра.

 

Падробные

 

Список использованной литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта

 

http://vlasti.net/news/118923

 

Александр Божко: Как армяне о казаках писали

Этой осенью исполняется 390 лет победы в Хотинской битве, которая детально освещена в летописях тех времен, пишет экс-посол Украины в Армении Александр Божко в газете «День».

«Появление армян на территории современной Украины датируют ХІ–ХІІ вв. В течение своего длительного пребывания на украинских землях они оставили существенное материальное и духовное наследие, в частности, письменные памятники, которые помогают нам составить представление не только о расцвете, а впоследствии, в силу определенных исторических и экономических обстоятельств, о постепенном упадке десятков армянских поселений на территории современной Украины, но и доносят до нас отзвук событий, которые часто становились судьбоносными в истории украинского народа.

Отдельное место среди них занимает Хотинская битва 1621 года, когда казацкие и польские войска одержали победу над преобладающей турецкой армией, которую вел на Речь Посполитую молодой воинственный и неуравновешенный султан Осман ІІ. По своим геополитическим последствиям эту победу можно сравнить с Грюнвальдской битвой 1410 года между военной мощью Тевтонского ордена и объединенными польско-литовско-русскими силами. Так же, как победа союзнических войск под Грюнвальдом, подорвав могущество Тевтонского ордена, остановила продвижение немецкого рыцарства на Восток, победа ровно через два столетия под Хотином фактически стала началом постепенного упадка могущественной Турецкой империи, которая покорила на то время чуть ли не пол-Европы. Примечательно, что на этот раз – теперь уже против общего восточного врага – воевали войска, возглавляемые польским королевичем Владиславом, великим гетманом литовским Каролем Ходкевичем и выдающимся запорожским гетманом Петром Конашевичем-Сагайдачным, то есть, считайте, тех же союзников, что и два столетия тому назад.

Первопричина и ход Хотинской битвы нашли свое отражение и в трех чрезвычайно интересных памятниках, оставленных нам выдающимися представителями тогдашнего украинского армянства, а именно – летописцем Оксентом, которому принадлежит значительная часть известной хроники «Каменец», путешественником и писателем Симеоном Легаци, автором «Дорожных записок», и историописцем Говганнесом Каменаци, который подарил нам «Историю Хотинской войны». Появление этих памятников указывает, с одной стороны, на значительный общественный резонанс Хотинской битвы, в том числе среди армянского сообщества, которое достаточно четко представляло, какой удар оно могла бы испытать в случае турецкой победы; с другой стороны — это свидетельство культурного уровня той общественной прослойки армянского сообщества, которую, с учетом особенностей эпохи, мы могли бы сегодня назвать тогдашней интеллигенцией.

В отличие от двух первых памятников, где указанное событие, при всей важности его, лишь один из многих эпизодов, «История Хотинской войны» Говганнеса Каменаци – это завершенное эпическое литературное произведение, в котором автор ставил перед собой цель не только рассказать о длительной, изнурительной, с большими потерями для обеих сторон битве под стенами Хотинской крепости, из-за чего она и была названа «войной», но и, используя доступный ему на то время литературный инструментарий, вызвать у читателя восхищение героизмом союзнического войска, его самоотверженной жертвенной борьбой против преобладающих сил жестокого врага.

Оставленная автором памятная запись указывает, что Говганнес происходил из священнической семьи из г. Каменец-Подольский (отсюда фамилия – Каменаци, то есть Каменецкий), а его прекрасное владение словом свидетельствует о незаурядном таланте, благодаря которому он создал, по высказыванию известного историка Я. Дашкевича, «в литературном отношении – лучший образец каменецкой армянской летописи»...

Показательным в этом отношении стало его «Вступительное слово», в котором он рассуждает, в чем, по его мнению, заключается «искусство рассказа», когда автору следует не только пересказывать увиденное или услышанное, но и уметь «познавать мыслью», иначе говоря – анализировать события. Так или иначе, но следует ему отдать должное, что делал он это со знанием дела. Он то переносится в Стамбул, где султан Осман пишет грозное письмо, а точнее – ультиматум – королю Зигмунду, то в Варшаву, где зачитывают это его послание на Сейме среди напуганных вельмож, то во Львов, Каменец и Хотин, а значит – в польско-казацкий лагерь и турецкий стан.

Участию украинских казаков в Хотинской битве Говганнес в своем произведении уделяет внимание уже начиная с пятого раздела «О том, как королевич отправился в войско и о прибытии казаков». Два сравнительно небольших пассажа в конце раздела дают характеристику ситуации с привлечением казацкого войска, из чего вырисовывается просто-таки драматичная картина. «В один из дней в четверг прибыл русский военачальник по имени Бородавка, с ним 15 000 комонных казаков, что их называют запорожцами. И случилось им дорогой войско татар и турок, и восемь дней они дрались упорно с ними, убили силистрийского пашу Гюсейна и многих других. А еще четыре тысячи казаков были направлены военачальником за добычей в дальние края, и они так и не вернулись, так как нечестивое племя турецкое напало на них и всех перебило. За все это войско свело счеты с Бородавкой, о чем я поведаю в другом месте».

Перипетии, связанные с отправлением Бородавки в Молдову накануне Хотинской битвы, как известно, завершились казнью гетманом Петром Сагайдачным – суровым и нетерпимым к своим оппонентам — мятежного и несговорчивого казацкого вожака и его соратника, о чем Говганнес действительно напишет, как и надлежит умелому пересказчику, позже, так сказать, ради сохранения в изложении интриги. Но казацкая тема всплывает в его повествовании уже постоянно, обрастая все новыми и новыми подробностями и деталями, которые будто призваны подтвердить тот огромный взнос, сделанный украинским казачеством в победу в этой, воистину, битве народов. Недаром на поле боя с преобладающими силами противника украинским казакам определили центральный, наиболее опасный участок расположения союзнических войск. Да и численно они составляли большинство союзнического войска – сорок тысяч, тогда как, по разным подсчетам, поляков вместе с литовцами и прусаками насчитывалось не более тридцати.

Как же описаны казаки на страницах произведения давнего историографа-армянина? Прежде всего они опытные воины, которые наделены не только ловкостью в бое и смелостью, но и военной хитростью, достаточно большой выдержкой, а, следовательно, и военной дисциплиной, умением нанести удар в благоприятный момент. «А что казацкий народ отмечается незаурядной ловкостью (по военному делу) и хитростью, – отмечает Говганнес, – то они выступили не раньше, как наступил вечер, а враг (между тем) истощился, бросаясь весь день то сюда, то туда.»

Действительно, активная оборона в сочетании с неожиданными быстрыми контратаками, которые способны ошеломить любого противника, – характерная черта ведения боя запорожскими казаками. Так было и в ту субботу, 4 сентября. Говганнес продолжает: «А в девятнадцать часов все казацкое войско выступило против противника и, осенив себя крестом, принялось громить иноверцев, пока те не сломились и, развернувшись назад, кинулись наутек. А казаки, преследуя, побивали их беспощадно, так что многочисленными мертвыми телами их покрылась вся земля.»

Армянский летописец рассказывает, что на турок так повлиял разгром их казаками, что несколько дней они не могли прийти в себя, «все еще находясь в скорби от тех потерь, которые они испытали в тот день». Таким образом, познав на себе силу казацкого оружия, турки решили прежде всего разбить их. Сам султан организовывал против них один за другим стремительные наступления своего войска, но тщетно.

Особенно удачно проводили казаки ночные вылазки во вражий стан, которые не только наводили на турок ужас, но и деморализовывали врага. Слишком обозлило Османа ІІ дерзкое ночное нападение казаков на турецкую залогу, которая охраняла стратегически важный объект – мост через реку Днестр. «Близ мостов затаились две тысячи турок, которые на то время задремали, – пишет Говганнес. – То были отряды Карагисар-паши и Али-паши. Учитывая это, казаки тихо напали на них и всех, кто был в шатрах, перебили, не оставив никого в живых. Только одного арапа, который принадлежал паше, передали в подарок королевичу, а добычу разделили между собой».

Здесь следует отметить, что захват военной добычи был на то время явлением обычным как в турецком войске, так и в европейских армиях, не гнушались этим и казаки. Более того, одним из условий, которое руководство Речи Посполитой выдвинуло им накануне Хотинской кампании, заключалось в том, что казацкое войско должно было именно обеспечивать себя провиантом и военными припасами. В конце концов, это было, между прочим, одной из причин похода Яцка Бородавки в Молдову, с чем он так и не справился. Описывая тяжелое состояние с продовольствием, в котором оказались союзнические войска, и невероятную дороговизну в их лагере в силу того, что татарская конница перекрыла практически все пути снабжения, Говганнес замечает, что положение было бы еще более затруднительное, если бы не казаки. «Но мясо в лагере, – пишет он, – стоило не так дорого, потому что казаки ежедневно выбирались в темноте из лагеря, врасплох нападали на турок и, перебив их, пригоняли в лагерь как добычу много скота, который потом продавали илахам (то есть полякам. – А.Б.) за приемлемую цену». Сквозь эти строки просматривается один важный момент, который проливает свет на сложную картину взаимоотношений в тогдашней Речи Посполитой между господствующим слоем польской шляхты и украинцами, представителями которых выступают казаки. Описывая действия союзнических войск, автор, очевидно, не задаваясь такой целью, поневоле акцентирует внимание на том, что казаков и поляков, то есть польскую шляхту, разъединяли глубокие противоречия. Ведь при всех их союзнических отношениях, при общей принадлежности к христианскому миру, это, в сущности (что понятно при внимательном прочтении «Истории Хотинской войны»), разные общественные сообщества, которые в данном контексте имели даже разные вооруженные силы, разные, так сказать, системы обеспечения этих сил.

В упоминавшейся уже нами «Каменецкой хронике» еще одного армянского летописца Оксента есть эпизод, где рассказывается, как после поражения под Цецорой в 1620 г., во время своего отступления, польско-казацкое войско сумело-таки оказать сопротивление, которое татары не могли преодолеть, хотя ежедневно, как пишет Оксент, погибало до тысячи татар. «Но вот на расстоянии около полверсты от Днестра наше войско остановилось на ночлег, – продолжает летописец. – Среди поляков и казаков вспыхнули перепалки, начали они нападать друг на друга. А на то время неверные уже... не рассчитывали добиться какого-то результата, а много из них даже отстало, лишь Хантемир-мурза с 12-ю тысячами татар был поблизости. И когда услышал, что в лагере начался раздор, то сразу с теми 12-ю тысячами напал на лагерь и прорвал его. (Наши) в панике начали разбегаться – и кого зарубили, кого схватили живым, кто утонул в Днестре. А канцлеру Жолкевскому отрубили голову.»

Уроки из этого разгрома Речь Посполитая извлекла, пригласив в Хотин мощную казацкую подмогу, во главе которой стоял гетман П. Сагайдачный – «смелый и отважный муж», как о нем пишет Говганнес, пообещав предоставить при этом украинскому населению, в частности казакам, больше прав. Но, как это бывало, об обещанном сразу же забыли после победы под Хотином, ограничивая и в дальнейшем украинцев в правах, что в конечном итоге привело к освободительной войне 1648 – 1654 гг. во главе с гетманом Богданом Хмельницким.

Свидетельство об этом кровавом, наполненном трагическими событиями, противостоянии двух народов, между которыми так много общего, в том числе и общая победа в достопамятной Хотинский битве 1621 г., до нас также доносят созданные на украинских землях армянские письменные источники. Но это, так сказать, уже другая история», - пишет Александр Божко.

ЛИТЕРАТУРА

1. Абрамова М.П. Нижне-Джулатский могильник. Нальчик, 1972.

2. Берлшов Н.Е., Еременко В.Е. Латенские импорты в сарматских памятниках Причерноморья: проблемы интерпретации // Древности Кубани. Вып. 7. Краснодар, 1998.

3. Высотская Т. Н. Неаполь — столица государства поздних скифов. Киев, 1979.

4. Ждановский А.М., Марченко И.И. Сарматы в Прикубанье // Проблемы сарматской археологии и истории. ТДК. Азов, 1988.

5. Зайцев Ю.И. Хронология Неаполя Скифского. // Древности Степного Причерноморья и Крыма. Вып. V. Запорожье, 1995.

6. Игнатов В.Н. Катакомбы сарматского времени из курганов у ст. Хоперская // КСИА. Вып. 186. М., 1986.

7. Керефов Б.М., 1985. Чегемский курган-кладбище сарматского времени. // Археологические исследования на новостройках Кабардино-Балкарии в 1972-1979 гг. Нальчик.

8. Костенко В.И. Сарматские памятники Днепро-Донского междуречья III в. до н. э. — середины III в. н. э. Днепропетровск, 1983.

9. Кухаренко Ю.В. К вопросу о происхождении зарубинецкой культуры // СА. 1960. № 1.

10. Максименко В.Е. Савраматы и сарматы на Нижнем Дону. Ростов н/Д., 1983.

11. Максимов Е. В. Зарубинецкая культура на территории УССР. Киев, 1982.

12. Мачинский Д.А. Некоторые проблемы этногеографии восточноевропейских степей во II в. до н. э. — I в. н. э. // АСГЭ. Вып. 16. Л., 1974.

13. Перевалов С.М. Сарматский контос и сарматская посадка.// РА. 1999. №4.

14. Петренко В.Г. Правобережье Среднего Поднепровья в V—III вв. до н э. // САИ. Вып. Д1-4. М. 1967.

15.Погребова Н. Н. Позднескифские городища на Нижнем Днепре. (Городища Знаменское и Гавриловское) // МИА. №64. М., 1958.

16. Полин С.В. Гатал — царь сарматский // Областная конференция «Проблемы скифо-сарматской археологии Северного Причерноморья». ТДОК. Запорожье, 1989.

17. Полин С.В., Симоненко А.В. Скифия и сарматы // Донские древности. Вып. 5. Азов, 1997.

18. Пуздровский А.Е. О скифо-херсонесских конфликтах в III—II вв. до н. э. // Античные полисы и местное население Причерноморья. Севастополь, 1995.

19. Пуздровский А.Е. Политическая история Крымской Скифии во II в. до н.э. — III в. н. э. // ВДИ. 2001. №3.

20.Ростовцев М. И. Амага и Тиргатао // ЗООИД. № 32. Одесса, 1915.

21.Ростовцев М. И. Скифия и Боспор. Пг., 1925.

22. Сапрыкин С.Ю. Гераклея, Херсонес и Фарнак 1 Понтийский. //ВДИ. 1979. №3.

23. Слонов А.А. Военное дело алан I—XV вв. Дисс. канд. ист. наук. Владикавказ, 2000.

24. Смирнов К.Ф. Сарматы и утверждение их политического господства в Скифии. М., 1984.

25. Хазанов А.М. Катафрактарии и их роль в истории военного искусства // ВДИ. 1968. №1.

26. Щеглов А.Н. Северо-Западный Крым в античную эпоху. Л., 1978.

27. Щукин М.Б. Проблема бастарнов и этнического определения поянешты-лукашевской и зарубинецкой культур // ПАВ. № 6. СПб, 1993.

28. Щукин М.Б. На рубеже эр. (Опыт историко-археологической реконструкции). СПб., 1994.

29. Kiechle F. Die «Taktik» des Flavius Arrianus // Bericht der Romisch — Germanischen Kommission. 45. Berlin, 1964.

30. Harmatta J. Studies in the History and Language of the Sarmatians // Acta Antiqua et Archaeologica. 1970. № 13.

[38] - конец страницы.

По изданию: "Древности Кубани", вып. 19. Краснодар, 2003 г. (тираж 100 экз.)

OCR Halgar Fenrirsson (halgar#newmail.ru)

Армения до начала времен

Доказательство: видео

 

---

---

Материал скомпонован и отредактирован: Аршам Агамалян

---

---

	=== result ===
Click on icons for more info