И багдадский халиф воззвал, велел:
– Ну-ка, мне рать живей собрать, и в путь!
Отдаст мне дочь – добро, не отдаст –
Все камни сметите, просейте песок,
И все, что найдется, доставьте мне. –
И собрали рать, пошли,
На царя армянского пошли.
– Так вот, государь,
Иль свою ты нам дочь отдай,
Иль камни сметем, просеем песок,
И все сберем, унесем. –
Поглядел царь армян, да и узрел:
Как на небе звезды – ширится рать.
Сразились, людей много легло.
Был сломлен царь христиан.

Цовинар-хатун на кровле была.
Подумала так: «Напрасно отец нагрузил
Так много греха на плечи мои,
Лучше бы отдал халифу меня.
Из-за меня одной много людей убыот,
И дети, сироты их, меня проклянут,
А меня все же силою уведут.
Уж лучше б я волей своею пошла,
Стояло бы прочно царство отца».
И встала дочь, идет она к отцу в диван
И вопрошает: – Ты, отец, о чем грустишь?
Отец ответ ей дал, сказал:
– Вот о чем сейчас размышляю я:
Все эти воины из-за тебя пришли.
Иль тебя уведут, иль наш край разметут.
Халиф багдадский, край захватит он,
Убьет одних, других возьмет в полон.
Как дочь отдам? Ведь он араб, армянка ты.

Цовинар-хатун в ответ:
– Когда за нехристя я волей не пойду,
Из-за меня народ он перебьет.
Пойду уж лучше я сама,
Другим уж лучше не терпеть.
Пусть я умру, погибну за отца,
Да не разрушен будет Айастан
И душ людских без счета не умрет. –
И говорит: – Отец, отдай меня!
И созван был тогда совет.
Как быть: отдать иль не отдать?
И сам епископ, царский тесть,
Когда ему послали весть, – пришел.
И в тот же миг Кери-Торос пришел.
Созывает царь всю семью свою.
Совет собрал, сказал:
– Как же, люди, решите вы?
Мне дочь ли ему отдать, иль сраженье дать?
Подайте-ка мне совет. –
И один: – Не молвлю я «воевать», –
Пускай берет, к себе ведет.
А другой: – Промолвлю я «воевать»,
Мы все дадим себя растерзать,
Только б невесту нашу
Царю нехристианскому не дать!
(Ну да – народ! Честь свою защищают!) –
Торос – ему едва восемнадцать было лет,
Смекнув, что хочет весь совет
Царю почтенье оказать,
И воевать, и девушку не выдавать,
Сказал: – Ты, царь, живи вовек,
Я вижу, хочет весь совет
Сражаться, девушки не дать.
Да только лучше ей пропасть,
Чем народу всему пропасть.
Когда ты, царь, мне захотел бы внять,
– Дадим ее, пускай берет.
Ведь мы не сможем битвы дать.
Считай, что дочери такой
Ты никогда и не имел. –
И держат вновь совет.
Епископ тоже так решил, сказал:
– Предать ли за душу одну народ резне?
Нет! Пусть одна лучше уйдет! –
Не так порешил бы отец,
Да видит, что выбора нет, –
Согласился и отдал он дочь.
Он халифу посланье послал:
«Да. Согласны. Дадим. Бери».

Вот халифом приказ ко сборам дан.
Он прибыл в кругу своих поезжан.
Хатун к отцу – и держит речь:
– Отец, халифу ты скажи,
Пусть мне он отведет дворец,
Когда пойду я под венец.
Пусть год не входит он ко мне,
Не входит в брачный полог мой.
Отец, туда духовника отправь со мной,
Чтоб утром он и вечером служил,
Чтоб я молилась там.
Мне сверстниц девушек и мамку дай – пойду.
Проси, отец, халифа обо всем,
Чтоб обещал, не забывал о том.

Отец дочерние слова
Багдадскому халифу повторил:
– Вот, халиф, – сказал Гагик, царь армянский,
– С тобою я не стану воевать,
С тобою договор мы заключим.
Коль дочь свою тебе отдам,
С моею дочерью пошлю духовника.
Ей – своему кресту поклоны бить,
Тебе же – идолов молить.
Еще: ей отведешь дворец,
Год целый к ней ты не войдешь,
К ней в брачный полог не войдешь.

И воскликнул арабов царь:
– Душа, с тобою я помирюсь,
С тобою договор заключу.
Мне в жены дочь отдай,
А дань уж мне не шли.
Пусть имя мое дочь твоя носит,
Пусть зовут меня зятем твоим –
И довольно!
Мне дочь отдай, к себе ее возьму,
Близ моего дворца
Дворец построю ей.
Даю обет: не только год,
А хоть семь лет к ней не войду.
И с ней ты девушек пошли,
Духовника ты с ней пошли.
Пусть верою живет своей,
Я ж буду верой жить своей.
Армяне вы, арабы мы!

Царь языческий стан свой в
Техтисе разбил,
А Гагик, армянский царь,
Сидел в долине Норагех, –
Там у Гагика царя летний был приют,
И пахучие, сладкие пастбища,
И луга в красивых цветах.
Там струился Молочный родник.
Там и разбили шатры
И дней восемь справляли пиры.
Цовинар-хатун просит отца:
– Мой отец, государь,
Ведь завтра – вознесенье, ты разрешенье дай,
Пойду-ка я пройдусь к источнику в Гили.
Со мною чтоб десять сверстниц пошли, ты повели.
Гулять пойдем, потешимся вдали.
До вечера мы погуляем там,
А вечером на место я приду. –
Царь Гагик сказал: – Разрешаю,
Пройдись, погуляй, вернись. –
Цовинар-хатун и все прислужницы ее
Пошли гулять к Молочному роднику
И гуляли там до вечерней зари.
И видит девушка мир светлый, видит солнце.
И свой у каждого есть труд,
Тут поливают, там стадо пасут,
И люди пашут и поют.
Замлела девушка и молвила: – Эй-вах,
Такой красивый мир не видела и в снах. –
И в храм Гили пошли, молились там,
Из храма вышли, на гору пошли,
На травку сели, пили-ели там,
И выше взошли, и видят морскую синь.

Ввечеру, перед тем как домой идти,
Цовинар своим молвит девушкам:
– Девушки, поднимайтесь вы,
Погуляйте вы, веселитесь вы!
Горсть воды я выпить пойду. –
Она к берегу моря пошла
И сдержала свой шаг на скале.
И стоит и глядит, где же морю конец.
И с мамкою села на берегу, плачет она:
Устали ноги, долго шла.
И мамка захотела пить,
Да и царевну жажда томит.
Вот говорит:
– Как солона в море вода!
Ой, хоть бы каплю выпить воды!
Воды испив, смирила б я пламенный жар. –
И мамка ищет, – нет! Нету воды!
Тогда сказала Цовинар:
– Господь, открой ты здесь родник,
Мне путь к спасенью ты яви! –
И господь повелел, – расступился прибой,
Явился ключ сладкой воды.
Она глядит: на берегу большой валун,
Пенится, бьет бурливый ключ из валуна.
Вокруг же валуна вода обводит круг.
Никто б в одежде не сумел
Пройти к ключу, испить воды.
Она сняла наряд. И вот
Подошла к ключу.
И в ключ бессмертных сил она
Погружает ладонь.
Хлебнула горсточку воды,
Еще полгорсточки, –
Вода ушла.
И зачала она от двух горстей воды.

И царевна своих созвала подруг
В обратный путь и домой пришла,
К царю Гагику пришла.
И отошла с зарей халифа рать.
А дочь свою армянский царь принарядил;
Ей сесть на седло помогли, повезли, привезли
В столицу арабской земли.
И лишь в Багдад они вошли –
Халиф обрадовался им.
Семь суток свадьбу он справлял,
Гостей созвал, пиры справлял.
Он ей чертог уединенный дал,
Снабдил водой, хлебов послал,
Сказал: – Из палат ни ногой! –
Цовинар-хатун в семипалатный дворец вошла,
Семь дверей заперла, плакала.

 

Дни миновали, срок пришел.
Цовинар поняла: зачала она
От моря пенного, поняла она,
Но ни слова халифу она.
Догадался халиф, сказал: – Не от меня!
Пошел, на трон воссел, везиру все сказ?
Так, мол, и так!
– Ну как тут быть? –
Везир сказал: – Живи вовек! Убить! –
Дан палачу приказ:
– Ей голову снеси! –
В чертог палач вошел, сказал:
– Я приказ получил –
Тебе голову снять. –
Говорит Цовинар:
– Ах, здесь правосудья нет!
Я на сносях: когда меня убьют,
То двух людей мечом одним убьют.
Скажи халифу, пусть он подождет,
Пока рожу ребеночка я.
И поглядим.
Человек ли он, иль другое что,
А потом пусть меня казнят.
Когда хотите правду знать,
В Багдад пришла нетронутой,
И все такая ж я.
А мой ребенок – богом дан,
От моря пенного зачат.

Палач к господину пошел,
Сказал: – Да хранит тебя бог!
Мне жена твоя, царская дочь,
Сказала так-то и так. –
И везиры молвили дарю:
– Правдивы слова Цовинар-хатун,
Подождем, пусть ребенка родит,
А потом обезглавим ее. –
Дали срок, чтоб дитя родилось.

Халиф сказал: – Ее беречь!
Вам говорю: до дня родин она вольна.
Я – муж ей, Цовинар – моя жена,
Не вмешивайтесь! –
Прошло девять месяцев и девять дней,
Девять часов
И девять минут, –
И тут
Она двух мальчиков родила.
Был один – полновесен, другой – не вполне.
Меликсет священник пришел,
Крестил над тондыром,
Дал имя старшему – Санасар,
Дал имя младшему – Багдасар.

И пришла к халифу весть:
Двое мальчиков у тебя есть!
Все люди годами растут,
А ребята эти днями растут.
И халиф как поглядел
Да увидел детей – потемнело в очах.
Говорит он: – Велеть палачу –
Пусть пойдет обезглавит ее.

И палач пришел к Цовинар,
Сказал: – Обезглавить пришел. –
Отвечает ему Цовинар:
– Знать, законов нет правых у вас!
Как же вырасти детям грудным,
Если голову мне отрубить?
Вот как вырастут дети мои,
Мне и голову можно отсечь,
А бежать мне отсюда невмочь.

Палач удалился, к халифу пошел.
Везира вызвали, сказал ему халиф:
– Посоветуй мне! –
И сказал везир: – Десять лет мы дадим ей пожить,
Подрастут мальчуганы – казним.
Ей ведь отсюда не убежать.
Пускай под замком сидит.
Пусть из дворца ни ногой. –
И полгода она провела во дворце
И халифу потом посылает сказать:
– Да разве я птица, чтоб в клетке сидеть?
Разве я пленница здесь?
Почему в затворе мы?
Почему нам не гулять?
Лишь в оконце на кровле
Мы солнышко видим,
Лишь в оконце на кровле
И видим мы свет! –
Говорит халиф: – Цовинар права!
Пускай погуляет с детьми. –
И растворил им привратник дверь,
Пошли они погулять.

И в Багдаде опять побежали дни.
И дети росли день ото дня.
Годовалыми были они –
Пятилетним ребятам под стать.
Выходили гулять, с детьми играть,
Да били детей, колотили до слез.
А как только прошло годов пять или шесть,
Санасар да Багдасар –
Крупные крепыши.
Мать сказала: – Отец Меликсет,
Не пора ль им грамоту знать? –
Стал их священник тогда обучать
И научил их читать и писать.
И вот однажды халиф
Мальчуганов к себе позвал,
Ввел их в покой, оглядел.
И, как мощные их он увидел тела,
Как заслышал их голос и речь,
Страх напал на него.
Отпустил их. Ушли.

Стало ребятам семь лет.
Раз играли с детьми Санасар, Багдасар,
И везира сынишке Санасар затрещину дал,
Шею свернул, искалечил навек.
Тогда везир к халифу пошел,
Сказал: – Что за кару нам бог послал?
Калечат наших детей! –
Халиф сказал: – Что делать мне?
Чувствую я, лишь подрастут –
В бороду вцепятся мне.
Потерпи, управу на них найдем!

 

Мальчуганы подросли.
Они однажды поутру
Играли меж детей.
Вдруг те накинулись на них,
Кричат: – Ты – пич! Ты – пич! Ты – пич!

Ушли два братца от детей,
Пошли к родимой и сказали ей:
– Расскажи-ка нам, кто наш отец,
Иль пойдем в воду бросимся мы.
– Вы дети халифа, – молвила мать.
– Нет, – сказали они, – если б он был нашим отцом,
Не кричали б нам дети: «Ты – пич, ты – пич!» –
И Цовинар тогда сыновей
Решила в дому подержать.
Но дни прошли, и вновь они
Пошли на площадь поиграть.
И каждому ребята вновь
Кричат: – Ты – пич! Ты – пич! Ты – пич,
Зачем привязался к нам! –
В слезах домой они пришли.
И мать их обняла.
И плачут все сильней,
И матери – невмочь.
И говорит: – Уймите, детки, плач,
Возьму я вас утром с собой,
Скажу вам о вашем отце.

Проснувшись, Цовинар служанке говорит.
– Держи-ка узел. С детьми
Пройдемся на берег реки,
Чтобы от сердца малость отлегло.

Идут. И снова сказал Санасар:
– Скажи мне, мать, кто был мой отец,
Не скажешь мне – утоплюсь. –
Мать сказала: – Сынок, нет отца у тебя! –
А сын отвечает: – Мать,
Я ведь не камнем, я не кустом был зачат,
Верно, отец мой был человек. –
Сказала мать: – Сынок, как-то раз
Я с мамкою вышла на берег морской.
Я пить захотела, сказала я:
«Пойди воды мне найди».
И море раскрылось, и вкусная вышла вода.
И выпила я воды.
Пригоршней полной – сперва,
Пригоршней неполной – потом.
Мне послал вас господь от этой воды.
Ты – от полной пригоршни,
От неполной – буян Багдасар. –
И сын промолвил ей:
– Откуда мы родом, узнали мы,
Ты родом откуда, скажи! –
Говорит она: – Дети мои,
Я – царя армянского дочь.
И гуляли до тьмы,
И во тьме пришли ко дворцу,
И в покой свой вошли.